Воскрешение лазаря краткое. Воскрешение Лазаря

Был болен некто Лазарь из Вифании, из селения, где жили Мария и Марфа, сестра ее. Мария же, которой брат Лазарь был болен, была та, которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими. Сестры послали сказать Ему: Господи! вот, кого Ты любишь, болен. Иисус, услышав то, сказал: эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий. Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря. Когда же услышал, что он болен, то пробыл два дня на том месте, где находился.

После этого сказал ученикам: пойдем опять в Иудею. Ученики сказали Ему: Равви! давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда? Иисус отвечал: не двенадцать ли часов во дне? кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего; а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним. Сказав это, говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его. Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет. Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном. Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему. Тогда Фома, иначе называемый Близнец, сказал ученикам: пойдем и мы умрем с ним.

Иисус, придя, нашел, что он уже четыре дня в гробе. Вифания же была близ Иерусалима, стадиях в пятнадцати; и многие из Иудеев пришли к Марфе и Марии утешать их в печали о брате их. Марфа, услышав, что идет Иисус, пошла навстречу Ему; Мария же сидела дома. Тогда Марфа сказала Иисусу: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог. Иисус говорит ей: воскреснет брат твой. Марфа сказала Ему: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день. Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли сему? Она говорит Ему: так, Господи! я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир. Сказав это, пошла и позвала тайно Марию, сестру свою, говоря: Учитель здесь и зовет тебя. Она, как скоро услышала, поспешно встала и пошла к Нему. Иисус еще не входил в селение, но был на том месте, где встретила Его Марфа.

Иудеи, которые были с нею в доме и утешали ее, видя, что Мария поспешно встала и вышла, пошли за нею, полагая, что она пошла на гроб - плакать там. Мария же, придя туда, где был Иисус, и увидев Его, пала к ногам Его и сказала Ему: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Иисус, когда увидел ее плачущую и пришедших с нею Иудеев плачущих, Сам восскорбел духом и возмутился и сказал: где вы положили его? Говорят Ему: Господи! пойди и посмотри. Иисус прослезился. Тогда Иудеи говорили: смотри, как Он любил его. А некоторые из них сказали: не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер? Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу. То была пещера, и камень лежал на ней. Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершего, Марфа, говорит Ему: Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе. Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию? Итак отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет.

Тогда многие из Иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него. А некоторые из них пошли к фарисеям и сказали им, что сделал Иисус. Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино.

С этого дня положили убить Его. Посему Иисус уже не ходил явно между Иудеями, а пошел оттуда в страну близ пустыни, в город, называемый Ефраим, и там оставался с учениками Своими. Приближалась Пасха Иудейская, и многие из всей страны пришли в Иерусалим перед Пасхою, чтобы очиститься. Тогда искали Иисуса и, стоя в храме, говорили друг другу: как вы думаете? не придет ли Он на праздник? Первосвященники же и фарисеи дали приказание, что если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его.

Ин., гл. 11

Приближался праздник еврейской Пасхи, а с ним наступали и последние дни жизни Иисуса Христа на земле. Злоба фарисеев и начальников иудейских дошла до крайности; окаменели сердца их от зависти, властолюбия и других пороков; и они не хотели принять кроткое и милосердное учение Христа. Они выжидали удобного случая, чтобы схватить Спасителя и предать смерти. И вот, теперь их время приближалось, наступала власть тьмы, и Господь предавался в руки человеческие.

В это время в Вифании болен был Лазарь, брат Марфы и Марии. Господь любил Лазаря и сестер его и нередко посещал это благочестивое семейство.

Когда же Лазарь заболел, Иисуса Христа не было в Иудее. Сестры послали сказать Ему: «Господи! вот, кого Ты любишь, болен». Иисус Христос, услышав это сказал: «Эта болезнь не к смерти, а к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий».

Пробыв два дня на том месте, где находился, Спаситель сказал ученикам: «Пойдем в Иудею. Лазарь друг наш уснул; но Я иду разбудить его». Иисус говорил им о смерти Лазаря (о смертном сне его), а ученики думали, что Он говорит о сне обыкновенном, но так как сон во время болезни есть добрый знак выздоровления, то они сказали: «Господи! если уснул, то выздоровеет». Тогда Иисус сказал им прямо: «Лазарь умер, и Я радуюсь за вас, что Меня там не было (это для того), чтобы вы уверовали. Но пойдем к нему».

Когда Иисус Христос подходил к Вифании, то Лазарь был уже четыре дня в гробу. Многие иудеи из Иерусалима пришли к Марфе и Марии утешать их в печали. Марфа первая узнала о приходе Спасителя и поспешила к Нему на встречу. Мария же в глубокой горести сидела дома. Когда Марфа встретила Спасителя, сказала: «Господи! Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, что чего ни попросишь Ты у Бога, даст Тебе». Иисус говорит ей: «Воскреснет брат твой». Марфа же сказала Ему: «Знаю, что воскреснет в Воскресение, в последний день (то есть во всеобщее Воскресение, при конце мира)». Тогда Иисус сказал ей: «Я есть Воскресение и Жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли этому?» Марфа ответила Ему: «Так Господи! я верую, что Ты Христос, Сын Божий, пришедший в мир».

После этого Марфа быстро пошла домой и тихонько сказала сестре своей Марии: «Учитель здесь и зовет тебя». Мария, как только услышала эту радостную весть, поспешно встала и пошла к Иисусу Христу. Иудеи, которые были с ней в доме и утешали ее, видя, что Мария поспешно встала и вышла, пошли за ней, думая, что она пошла к могиле брата – плакать там.

Спаситель же еще не входил в селение, но был на том месте, где встретила Его Марфа. Мария пришла к Иисусу Христу, пала к ногам Его и сказала: «Господи! Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой». Иисус Христос увидев плачущих Марию и пришедших с ней иудеев, Сам восскорбел духом и сказал: «Где вы положили его?» Говорят Ему: «Господи! Пойди и посмотри». Иисус Христос прослезился.

Когда подошли ко гробу Лазаря – это была пещера, вход в нее был завален камнем – Иисус Христос сказал: «Отнимите камень». Марфа сказала Ему: «Господи! Уже смердит (запах разложения), потому что четыре дня, как он во гробе». Иисус говорит ей: «Не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию?»

Итак, отвалили камень от пещеры. Тогда Иисус возвел очи к небу и сказал: «Отче! Благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал это для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня». И, сказав эти слова, Иисус воззвал громким голосом: «Лазарь! Иди вон».

И вышел умерший из пещеры, весь обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лицо его было обвязано платком (таков был погребальный обычай у евреев). Иисус сказал им: «Развяжите его, пусть идет».

Тогда многие из иудеев, бывших там и видевших это чудо, уверовали в Иисуса Христа. А некоторые из них пошли к фарисеям и рассказали им о том, что сделал Иисус. Первосвященники и фарисеи забеспокоились и, опасаясь, чтобы весь народ не уверовал в Него, собрали синедрион (совет) и решили убить Иисуса Христа.

Слух же об этом великом чуде стал распространяться по всему Иерусалиму. Многие иудеи приходили в дом Лазаря, и, увидев его, обретали веру в Иисуса Христа. Тогда первосвященники решили убить и Лазаря. Но Лазарь, по воскрешении его Спасителем, жил еще долго и был потом епископом на острове Кипр.

Это великое чудо воскрешения Спасителем Лазаря, воспоминается Православной Церковью в субботу шестой седмицы Великого поста (накануне Вербного воскресенья).

ПРИМЕЧАНИЕ: См. Ин. 11, 1-57; 12, 9-11.

Человек – венец творения. Даже создание социальной иерархии не опровергает эту истину. Человек всегда остаётся венцом творения, независимо от своего положения в обществе, своих физических, финансовых и умственных возможностей. Являясь творением Божиим, человек имеет возможность уподобления своему Создателю, которая ограничена лишь Волей Господа Бога.

Однако, известно из Святого Писания, что чем выше человек взобрался по социальной лестнице, тем сложнее ему попасть по ней на Небо. Лестница не та. Но она наглядно демонстрирует относительность понятий «верха» и «низа» в необъятной Вселенной.

Для того, чтобы человек понял необходимость воспользоваться для Спасения другим путём, другой лестницей (или «Лествицей»), ему необходимо поверить в то, что он – творение Божие, что у него на Небе есть Отец, который не оставляет его своим вниманием ни на мгновение и который всегда готов помочь найти правильный Путь в отчий дом. Как навигатор, да.

И так устроен человек, что для того, чтобы начать движение в нужном направлении, ему нужно постоянное подтверждение того, что он должен двигаться, и что направление выбрано правильно.

Чудо жизни

Как ни странно, но человек более всего доверяет не логике, не научным объяснениям, не опыту, не свидетельствам очевидцев, а чуду! Чуду, которое происходит с ним, или с кем-то у него на глазах.

За время своей земной жизни Иисус Христос совершил множество чудес, чтобы люди пошли за ним. О некоторых из них он запрещал рассказывать даже близким людям, потому что не каждый готов донести до других суть произошедшего, не каждому люди смогут поверить, не сочтя его выжившим из ума.

Здесь хотелось бы вспомнить о том месте в Библии, где говорится о воскрешении Лазаря.

Обратите внимание, на значение слова в русском языке. Два слова – «воскрешение» и «воскресение», которые, казалось бы, означают одно и то же, рассказывают нам о разных событиях. В первом случае (воскрешение) речь идёт о действии над кем-то. Во втором (воскресение) – о способности кого-то восстать от одра смерти.

Никто из нас, рождённых женами, не воспринимает жизнь как чудо, потому что это данность, это как бы подарок ко дню нашего рождения. Это чудо происходит с нами каждый день. И лишь события на грани жизни и смерти напоминают нам о том, кто подарил нам жизнь. Как часто мы задумываемся о том, как мы распоряжаемся этим даром?

А может это вовсе не дар, а чудо, данное взаймы? Нам нужна эта жизнь, нужна как инструмент, как домкрат, как стремянка, для того чтобы иметь возможность подняться как можно выше по духовной «лествице». Для того чтобы спаси свою Душу и для того чтобы помочь спастись тем, кто рядом с нами.

Лазарь, друг Христа

Было это в Вифании, неподалёку от Иерусалима. Лазарь – друг Христа, заболел и умер естественной смертью. Четвёртый день пошёл со дня его кончины. Близкие уже похоронили его по обычаю, в пещере.

Зная о смерти друга, Иисус направился в Вифанию. По дороге к дому Лазаря он встретил Марфу, которая сказала, что если бы Иисус был здесь, то друг бы его не умер. Мог ли Иисус не знать об этом? Марфа как бы усомнилась в вездесущности Иисуса Бога. Но Господь утешил её, сказав, что воскреснет брат её. Но и после этих слов Марфа продолжала сомневаться. Она посчитала, что Иисус напомнил ей о всеобщем Воскресении мёртвых. И это маловерие Господь простил ей, убитой горем, потерявшей любимого брата.

Туда, где появлялся Христос непременно стекался народ в огромном количестве. Вот и сейчас к месту встречи Марфы с Иисусом набежала целая толпа во главе с архиереями. Все они последовали за Христом к месту погребения Лазаря, но лишь для того, чтобы посмеяться над попыткой воскресить мёртвого человека, которого они все знали, которого сами похоронили в пещере. Они сами ещё вчера утешали его сестёр на поминальном обеде. И вот они у гробницы Лазаря. Вот так описан эпизод в Библии (Иоан.11:38-45):

«То была пещера, и камень лежал на ней. Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершего, Марфа, говорит Ему: Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе. Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию? Итак отняли камень [от пещеры], где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал [сие] для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет. Тогда многие из Иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него».

Иисус очень любил своего друга, и мог сделать так, чтобы он не умирал вовсе. Но тогда никто бы не думал о том, что Лазарь жив по Воле Господа. Люди считали бы, что Лазарь просто выздоровел. Справился с болезнью. И потому Иисус дал смерти поглотить своего любимого друга дабы показать, что и смертью повелевает Господь.

Никто не думает, что каждое утро он просыпается по Воле Бога, что жизнь его продолжается день за днём только потому, что на это есть Воля Бога.

После чудесного воскрешения Лазаря Христос направился в Иерусалим, но не для того, чтобы при помощи следовавшей за ним толпы, ставшей свидетелем чуду, взойти на трон и стать царём иудейским, а для того, чтобы завершить свой крестный путь и умереть на кресте за грехи мира и показать людям своё Воскресение как победу над смертью.

Жизнь после смерти

Свершилось чудо воскрешения мёртвого человека. Не было чуда подобного этому никогда! Люди признали воскрешение Лазаря, никто не мог усомниться в том, что он был мёртв. Лазаря знали все, и никто не смел оклеветать это чудо, как оклеветали исцеление слепорожденного, говоря: «Это он. Это не он. Похож на него» (Ин 9:9)4.

Именно такая безусловность этого чуда стала причиной ненависти к самому Лазарю со стороны архиереев. Их ненависть дошла до того, что они хотели убить воскрешенного.

Спасаясь от преследования, Лазарь покидает родную Вифанию и отправляется на прекрасный цветущий остров Кипр, который в то время находился под властью Рима. Там он стал епископом в городе Китионе и неустанным проповедником христианства. Было ему на тот момент тридцать лет. Пережив гонения на христиан, Лазарь дожил на Кипре до шестидесятилетнего возраста и отошёл ко Господу.

Святые места

В Вифании, где произошло чудо воскрешения Лазаря, квадратная пещера в скале, послужившая Лазарю гробницей, является местом поклонения верующих всего мира. На этом месте была воздвигнута часовня, а рядом – базилика, затем появился монастырь бенедиктинок, после его разрушения была сооружена мечеть.

Часть стены средневековой часовни при гробнице Лазаря принадлежит Православной Церкви. Тут же построен греческий храм, а несколько дальше – греческий православный монастырь Марфы и Марии , посвященный встрече Марфы со Христом в день воскрешения Лазаря. Камень, на котором сидел Христос при встрече с Марфой, теперь является главной святыней монастыря.

В IX веке византийский император Лев Мудрый повелел перенести мощи Лазаря в Константинополь. А в городе Китион (ныне Ларнака) был построен храм в честь друга Христова Лазаря.

Сердечно поздравляем Вас с праздником Входа Господня в Иерусалим. Желаем Вам мирной Старстной седмицы и радостной встречи Светлого Воскресения Христов. Помоги Вам Бог!

К нашему поздравлению присоединяется отец Спиридон (Саммур). Батюшка служит в храме Рождества Христова в Вифлееме и сердечно поздравляет всех вас, дорогие читатели проекта «Елицы», с наступающей Пасхой Господней.

23.04.2016

«Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя, из мертвых воздвигл еси Лазаря, Христе Боже…» - поет Церковь в Лазареву субботу.

«Прежде Твоих страданий и смерти, желая убедить всех в общем воскресении, Ты из мертвых воскресил Лазаря, Христе Боже».

Это и есть основной смысл события, который мы отмечаем как праздник накануне Входа Господня в Иерусалим.

Грехопадением Адама и Евы в мир вошла смерть. По разлучении души от тела плоть человеческая разлагается на элементы (или «стихии») по слову Господа павшему Адаму: «Возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт., 3:19), а души всех людей, включая праведников и пророков, шли в печальное место вне пределов земли и вообще тварного мира, в дотварное ничто, которое иудеи называли «шеол», греки – ад (аид). Его, этого места (вернее, отсутствия даже места) держава казалась столь непоколебимой и вечной, что никому из древних и в голову не приходило, что когда-то умершие люди могут воскреснуть во всех своих трех составах и жить вечно. Бессмертной считалась только душа (вернее, тонкий душевно-духовный состав), а о бессмертии тела ради вечной жизни в ином мире говорили только, пожалуй, египтяне, старавшиеся сохранить его путем мумификации, т.е. своими силами. Нет нужды говорить, что толку от этого было мало, хотя множество мумий сохранилось до наших дней – на радость археологам. (Об извращенных идеях Н.Федорова, смутивших, впрочем, множество умов, даже не самых последних, мы сейчас говорить не будем). Отношение же греков к смерти ясно выражено в словах Ахилла, сказанных спустившемуся в аид Одиссею: «Лучше быть последним поденщиком в стране живых, чем царем в царстве мертвых».

Наши славянские предки верили в некое посмертное воздаяние: душа из Яви попадала в Правь или Ирий, если человек жил на земле по прави, т.е. по закону божественной справедливости (или Роты), или в Навь, т.е. мир холода и мрака, если он этот закон нарушал. Но и здесь это возрождение, новая жизнь касалась только души.

Но человеку трудно примириться с мыслью о вечной смерти, и вот – с очень древних времен – начали измышляться некие теории о переселении душ из одного тела в другое. Теории мало убедительные (хотя миллионы людей в это верят и даже каким-то образом «вспоминают свои прошлые жизни»), хотя бы по той причине, что душа человеческая настолько тесно спаяна с телом, что другого, «запасного» вместилища для нее быть просто не может. Более того, самый логос каждого человека подразумевает триединство его составов – душевно-духовного вкупе с телесным.

«Тело есть отвратительное вместилище для души», – писал папа римский Григорий Великий (тот самый, который «сделал» из Марии Магдалины «блудницу», на все последующие века пустив клевету о любимой ученице Христовой). Так один из создателей западной версии Христианства обнаружил сродство с Валентином, Василидом и Мани.

Гностицизм во всех его многочисленных разновидностях, вроде бы побежденный еще на заре христианства усилиями таких великих святых отцов, как Ириней Лионский, Ипполит Римский и Климент Александрийский, но соборно не осужденный, продолжал существовать как некое подспудное течение в христианстве, особенно на Западе.

Западные христиане, начиная с блаж. Августина (который провел среди манихеев более девяти лет, затем от манихейства отрекся, но все равно так и не смог до конца изжить его основных установок – хотя бы на подсознательном уровне), очень активно обличали гностиков, однако – парадоксальным образом – оказались к ним ближе. Это потом отразится и в «Золотой легенде», и в католической установке на «умерщвление плоти», и в «пенитенциарной практике», частично попавшей в средние века и к нам – через Новгород (взять хотя бы некоторые средневековые «епитимийники»). Мы и сегодня встречаем такой «перекос», особенно среди неофитов, которые в своей горячности не по разуму, «из лучших побуждений», как им кажется, желая сразу же «отрешиться от всего земного», на самом деле впадают в грех гнушения Божиим творением, пусть и падшим, – человеческой плотью.

Вероятно, по этой причине у нас, христиан – под воздействием ползучего манихейства, о котором упоминает о. Георгий Флоровский, – принято говорить о спасении души. Но человек без тела – это и не человек вовсе, как писал еще в 4 веке свт. Григорий Нисский («Об устроении человека»). И потому Православие как единственное истинное, неискаженное учение Христа учит о воскресении людей в теле после Второго и славного пришествия Его пришествия. И залогом этого всеобщего воскресения стало Первое пришествие на землю Спасителя нашего Иисуса Христа, Его не менее славное воплощение: «Пришел еси от Девы ни ходатай, ни Ангел, но Сам, Господи, воплощся и спасл еси ВСЕГО мя человека» (ирмос 4 песни канона по св. причащению) – а не только душу.

Евангелие от Иоанна, которое содержит рассказ о Воскрешении Лазаря, почему-то считается «самым гностическим». Какое заблуждение! На самом деле оно является самым антигностическим, так как уже в самом начале его заявлено: «Слово (Логос) стало плотью», что для гностика любой школы звучит как безумие.

«Разве не знаете, что тела ваши суть храмы Духа Святого?» – вторит евангелисту Иоанну св. Апостол Павел (1 Кор. 6: 19) А свт. Григорий Палама, который в своих писаниях суммировал учения всех предшествовавших ему святых отцов православных, писал о преображающем воздействии энергий Святого Духа не только на душу, но и на телеса людей. Не об умерщвлении плоти пишет он, а о ее освящении и преображении, обожении всего человека, во всех его трех составах. Для того и предлагает Христос нам в снедь Свое Тело и Кровь, чтобы освятить и преобразить и души наши, и телеса, приуготовляя их ко всеобщему воскресению.

Накануне же пришествия Христа в мир только, пожалуй, среди иудеев сохранялась вера в воскресение людей в теле, да и то не у всех – саддукеи, например, эту веру отрицали. Но свято верили в это фарисеи и ждали прихода Спасителя – Машиаха («Мессия» – эллинизированное произношение этого слова), да и до сих пор ожидают. Ибо в большинстве своем не приняли Иисуса из Назарета как Спасителя и Царя, несмотря на очевидным образом исполнившиеся на Нем многочисленные пророчества. «Исследуйте Писания, …они свидетельствуют обо Мне» (Ин. 5: 39), - обращался Христос к иудеям. Но те упорно не желали признать в Иисусе Мессию, не верили ясным пророчествам и требовали чудес и знамений с неба. Когда же Господь творил чудеса, не верили и им. И даже Иоанн Креститель из темницы прислал ко Христу учеников с вопросом: «Ты ли Тот, Кто должен придти, или ожидать нам другого?», на что Спаситель отвечает: «Пойдите и скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют», имея в виду пророчества Исайи о Мессии (Ис. 29:18, 35:4-10).

И в самом деле, на протяжении всех трех лет земного служения Сына Божия мы видим многочисленные совершенные Им исцеления. Из чего делаем вывод о том, что Сам Он отнюдь не гнушался Своим созданием, пусть и падшим, – плотью человеческой, теми «ризами кожаными», которые Он же дал падшим прародителям для жизни в суровых земных условиях. Более того, он исцеляет, т.е. исправляет, восстанавливает целостность – хотя бы на некоторое время – телесной оболочки больного, добавляя ему несколько лет земной жизни. Но прежде Он прощает человеку его грехи, указывая тем самым на причину заболевания – грехопадение прародителей и личные грехи данного конкретного человека. А что такое вообще болезнь тела, как не распад плоти, совершающийся еще при жизни и неизбежно приводящий к смерти? Однако Богочеловек Христос силен и мертвых воскрешать. Что Он и делает, воскрешая дочь Иаира и сына наинской вдовы.

На Лазаре исполнились пророческие слова Господа, сказанные Им ранее: «Наступает время, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут» (Ин. 5: 25).

Фарисеям же, ожидавшим прихода Мессии как царя иудейского, который должен, по их верованияим, не только освободить народ израильский от римлян, но установить господство Израиля над всеми народами, и исполнения пророчеств, и чудес было мало. Не поверили, когда Иисус воскресил девочку, дочь Иаира – дескать, девочка просто крепко спала; не поверили, когда Он воскресил сына наинской вдовы, – юношу хоронили в день смерти, когда тление еще не коснулось его плоти, – стало быть, тоже это был просто обморок. Но теперь, накануне Своих страданий и смерти, Иисус желает показать не только подлинность Своих чудес, но и реальность воскресения из мертвых во плоти тех, кто умер давно и уже истлел в могилах.

Пересказывать 11 главу Евангелия от Иоанна мы не будем. Обратим лишь внимание на некоторые подробности.

Христос явил чудо воскрешения из мертвых не на ком попало и не на том человеке, о котором бы Его попросили, но на том, коего Он называл другом Своим. Человек Адам был сотворен и поселен в чудесном райском саду, чтобы стать другом Божиим. Но, увы, не стал – быть другом себе гораздо проще и легче. Да и кого из живущих на нашей падшей земле можно было бы назвать другом Божиим? Очень немногих. Каким же замечательным, добрым человеком должен был быть Лазарь, чтобы Сам Сын Божий воплотившийся назвал его другом Своим? Нет, не случайного человека избрал Христос, чтобы показать на нем чудо воскрешения. Видно, Лазарь был из тех людей, о которых Псалмопевец сказал: «Готово сердце его уповати на Господа» (Пс., 111:6). И готово ко встрече со своим Господом и Спасителем. И не зря Лазарь получил прозвище праведного. Похоже, что и плакали над ним, умершим, не только сестры его Марфа и Мария, но и все селение. И все селение сбежалось, когда прибыл, наконец, в Вифанию Иисус с учениками – на четвертый день после смерти Лазаря.

Христос пришел в Вифанию именно для того, чтобы совершить чудо – воскресить умершего, дать ему еще 30 лет земной жизни, чтобы он умер еще раз в надежде на всеобщее воскресение. И что же? Почему евангелист Иоанн пишет, что Он «восскорбел духом» и даже «прослезился»?

Преподобный Андрей Критский, творец песни канона, раскрывает её смысл в «Беседе на четверодневного Лазаря»:
«”Прослезился Иисус”. И тем показал пример, образ и меру, как мы должны плакать об умерших. Прослезился, видя повреждение нашей природы и безобразный вид, какой дает человеку смерть».

Всем своим празднованием Церковь отвечает на этот вопрос: Христос плачет потому, что в этой смерти Своего друга Он созерцает торжество смерти в мире, смерти, которая грехопадением человека воцарилась и царствует в мире, отравляя жизнь, претворяя всю ее в бессмысленное чередование дней линейного времени на падшей Земле, которые неизбежно заканчиваются смертью. Но ведь «Бог смерти не творил, а потому Он не радуется погибели живущих» (Прем., 1:13). И вот этот приказ Сына Божия: «Лазарь, иди вон!» Это чудо любви, торжествующей над смертью, это вызов смерти, это - объявление ей войны Христом, это утверждение, что разрушена, умерщвлена должна быть сама смерть. И для того, чтобы разрушить смерть и ее тьму, Сам Христос - и это значит, Сам Бог, Сама Любовь, Сама Жизнь - сойдет во гроб встретиться со смертью лицом к лицу и разрушит ее, и дарует нам вечную жизнь, для которой создал нас Бог.

Христос плачет над гробом друга Своего как Человек и воскрешает его к новой жизни как Бог, являя свидетелям чуда обе Свои природы – и божескую, и человеческую. И уверяя всех, что Он и есть долгожданный Спаситель-Мессия, ибо от Его властного гласа воскресают мертвые, Он – Владыка над жизнью и смертью, Он пришел для того, чтобы избавить нас от греха Адамова и воскресить нас для жизни вечной. Как сказал Иисус Марфе: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» (Ин., 11:25-26).

Возрадуемся же празднику Воскрешения Лазаря в надежде на всеобщее воскресение. И войдем в свет грядущего Воскресения с верою в то, что и нас возлюбил Господь, как своего друга Лазаря. Главное теперь за нами – нам самим надо стать друзьями Христу. Более того, возлюбить Его как своего Брата по плоти, войти вместе с Ним в Иерусалим, вечерять с Ним и Его учениками в горнице, оплакать Его смерть и возрадоваться Его Воскресению.

Посмотрим теперь, как изображали праздник Воскрешения Лазаря христиане древности и средних веков.

Иконография данного образа сложилась очень давно. Изображать Воскрешение Лазаря начали еще первые христиане на стенах римских катакомб. И это не случайно. Именно Второго Пришествия Христова напряженно ожидали первые христиане. С верою в скорое – буквально не сегодня-завтра – Пришествие Его в силе и славе шли они на мучения и смерть. Слово «Маранафа» звучало на каждом Евхаристическом собрании. И, провожая своих собратьев в последний путь, христиане изображали на могилах их образ всеобщего воскресения, явленного именно в воскрешении Спасителем праведного Лазаря.

Образу этому придавалось столь большое значение, что он мог появиться даже в середине – в самом зените – сводчатого потолка кубикулы – небольшой комнаты типа погребального склепа, где находили упокоение, как правило, члены одной семьи, а также чада и домочадцы, т.е. рабы и вольноотпущенники этой семьи, если они были христианами.

Катакомбы Каллиста, нач. 4 в.

Но чаще все же изображение это размещалось на стенах, как, например, в катакомбах Петра и Марцеллина (3 в.).

Рядом со второй фреской произрастает зеленая лавровая ветвь – символ жизни вечной.

Фреска в катакомбах Домициллы, 2 половина 4 века (т.е. уже после эдикта Константина, но христиане еще долго продолжали хоронить своих усопших в катакомбах – рядом с родителями).

Как видим, изображения однотипны и очень лаконичны. Запеленутый и обвязанный погребальными бинтами, подобно младенцу, Лазарь появляется из гробницы-склепа в виде римского семейного поминального домика-храма. Ранние христиане подчеркивали всемогущество Христово, изображая Его фигуру намного крупнее обычного человека Лазаря. В простертой руке Он держит жезл – символ власти – или что-то вроде «волшебной палочки». Такие изображения объясняются тем, что жители Рима в большинстве своем в Палестине не бывали и как были устроены иудейские пещерные гробницы, не видели. Тем не менее, фрески эти, написанные то умелой рукой, то не очень, производят огромное впечатление – именно своей свежестью взгляда, искренней верой.

А вот это изображение светлой краской на терракотово-красном фоне просто потрясает: все как в огне, в зареве пожара, и кажется, что после слов «Лазарь, иди вон!» раздастся глас: «Восстаньте, людие! идите ко Мне, все труждающиеся и обремененные…»

И все восстанут и пойдут ко Христу «веселыми ногами», как это делает Лазарь на фреске конца 2 в. в катакомбах Каллиста (похоже, это изображение – самое раннее).

Впрочем, есть в катакомбах и изображения весьма многолюдные. Чудо воскрешения Лазаря наблюдает множество свидетелей:

Две фрески в аркосолиях внутри кубикул в катакомбах на Виа Латина, 3 в.

(Первая фреска повреждена: удалена могильная плита – в средние века благочестивые католики таким вот варварским способом вскрывали гробницы первых христиан – охотились за мощами; впрочем, в этой нише усопший, как ни странно, покоится до сих пор.)

На второй фреске толпа продолжается даже на стене сбоку.

Такой прием расположения изображений в пространстве впоследствии будет часто использоваться на стенах христианских храмов. Однако, здесь не только это интересно. Во-первых, на второй фреске фигура Христа стоит впереди толпы, но размерами своими из нее почти не выделяется, а в дверном проеме нет фигуры Лазаря – и толпа замерла в ожидании: появится или нет?

Во-вторых, на обеих фресках имеются некие изображения на небесах. Это, прежде всего, отдельно стоящая колонна. Неужели это символ столпа, подпирающего небеса, или даже мировой оси? Просто не верится. На второй фреске фигуру на облаке по аналогии с другими подобными изображениями (на известной костяной пластинке, например) можно трактовать как возносящегося на небеса Христа. На первой Он же восседает – тоже на облаке. Может быть, это намек на слова ангела из Деяний о том, что Христос явится на землю снова таким же образом, как он только что вознесся?

И вот такого же типа изображение на саркофаге из катакомб Каллиста, на этот раз – скульптурное. Саркофаг – типичный римской, с той лишь разницей, что мифологические сцены сменились библейскими.

После Миланского эдикта сюжет «Воскрешения Лазаря» продолжает пользоваться популярностью в христианской среде. С той поры сохранились многочисленные изображения на предметах прикладного искусства. По иконографии они практически ничем не отличаются от фресок в катакомбах.

Боковая сторона шкатулки-реликвария из слоновой кости с изображениями чудес Христовых, Брешия, 365 г.

Гребень из слоновой кости 6 в., Деир Абу-Хеннис близ Антинои, Египет. Изображение для 6 в. очень архаично. Здесь интересно то, что в руке Христа не просто жезл, а крест – источник жизни, коим Он и воскрешает умершего. Рядом исцеление слепого.

И, наконец, уникальное изображение Воскрешения Лазаря – резьба на створке деревянной двери, сохранившейся с 5 века в римской базилике Санта Сабина. Лазарь выходит из могилы своими ногами, без погребальных пелен, одетый в тогу римского гражданина. Внизу также излюбленные сюжеты раннехристианского искусства – чудеса Христовы: «Насыщение хлебами и рыбами» и «Превращение воды в вино на браке в Кане Галилейской».

Иллюстрации к Евангельским рассказам появляются и на стенах христианских храмов. Среди них «Воскрешение Лазаря» занимает достойное место.

На мозаике в базилике Сан Аполлинаре Нуово в Равенне (6 в.) мы видим знакомую по катакомбам картину – молодой Христос изводит из точно такой же римской гробницы запеленутого Лазаря, но жезла в Его руке уже нет, лицо же Лазаря теперь открыто.

Рядом появляется третья фигура. Очевидно, это еще один друг Христов, любимый ученик Его апостол Иоанн – автор единственного Евангелия, где описано это чудо. Толкователи объясняют это факт так: Иоанн написал свое Евангелие позже всех остальных, когда Лазарь уже умер во второй раз, тогда как остальные три евангелиста писали еще при жизни Лазаря и не стали описывать происшедшее с ним событие из этических, так сказать, соображений – дабы не навлечь на него гонителей.

В том виде, как мы ее знаем, полная иконография праздника Воскрешения Лазаря появилась тоже в 6 в. Самое раннее из известных нам изображений этого типа находится в Евангелии из Россано. Это красочная миниатюра на пурпурном листе пергамента.

Здесь мы видим все обязательные элементы законченной иконографии «Воскрешения Лазаря»: это и основные действующие лица – Христос с простертой благословляющей десницей, и выходящий Лазарь из гроба-пещеры – т.е. уже из реальной гробницы иудейского типа, и припавших к ногам Учителя сестер Марию и Марфу, и две группы людей – изумляющихся чуду вифанских иудеев в центре композиции и стоящих позади Христа апостолов. При этом Христос выглядит, как пастырь, ведущий Своих овец-учеников, иудеи же стоят неподвижно, как бы в застывшем состоянии. Этим показывается динамика восхождения ведомых Учителем апостолов на пути совершенствования и неподвижность духовная, «окамененное нечувствие», даже мертвенность иудеев. Хотя и говорится, что многие из видевших чудо уверовали во Христа как в Мессию, но далеко не все. Когда же весть о чуде донеслась до вождей иудейского народа в Иерусалиме, те в злобе своей «положили убить» и Христа, и воскрешенного Им Лазаря.

Обратим внимание на фигуру в красной тунике: некий юноша, вероятно, из жителей Вифании, по приказу Иисуса развязывает пелены Лазаря и зажимает при этом нос, ибо, как сказала одна из сестер, со дня кончины прошло четыре дня и покойник «уже смердит» (в жарком климате процесс разложения плоти идет очень быстро, потому и принято было хоронить покойника в день смерти). Запомним эту деталь: зачем-то художникам надо было отвлекать внимание зрителей от основных действующих лиц этим ярким пятном в центре композиции, и деталь эта продержалась на протяжении всех веков, когда развивалась византийская иконография – очень мало изображений, где этого человека в красном нет. Эта деталь понадобится нам в конце нашего разговора об иконографии Воскрешения Лазаря.

Вообще надо заметить, что многие иконографические новшества появлялись именно в иллюстрированных книгах, так сказать, проходили опробацию, а затем самые удачные варианты перекочевывали на иконные доски и стены христианских храмов. Так, очевидно, произошло и с сюжетом Воскрешения Лазаря.

Следующая миниатюра – из армянского Евангелия 13 в. – принадлежит уже постиконоборческой эпохе. Однако все элементы, появившиеся еще в веке шестом, налицо. Но много и нового, привнесенного, скорее всего, по личной инициативе самого художника.

Христос в центре композиции, как всегда и везде, спокоен и величествен, с радостным ликом, – правой рукою благословляет восставшего из мертвых Лазаря. Но вот фигуры вокруг Него – вся гамма чувств и эмоций. За спиной Учителя – апостолы: простодушный Петр в изумлении, широко распахнутыми глазами внимает чуду, Иоанн же смотрит как-то сбоку, он погружен в себя и сосредоточен. Толпа иудеев здесь зажата между двумя горками. Два старца на переднем плане благоговейно склоняются перед Спасителем – вероятно, это благообразный Иосиф Аримафейский и Никодим. Они уже давно уверовали во Христа, и еще одно чудо лишь укрепляет их веру. Остальные реагируют на происходящее очень по-разному: кто в изумлении прикрыл уста, кто отвернулся с презрительной миной, кто указывает пальцем на Лазаря. Известная уже фигура в красном (здесь это старец седовласый) стоит к нам спиной – одной рукой снимает с воскрешенного пелены, другой затыкает нос. Интересно, что гиматий Иоанна – тоже красного цвета (чуть посветлее). Отметим и эту деталь, она нам понадобится впоследствии. Как и вообще параллели в цветах одежд: покрывало Марии – коричневато-лиловое, как и гиматий Христа; покрывало Марфы – голубовато-синее, как хитон Христа и погребальный саван Лазаря. Этим символически показывается близость сестер-учениц к Учителю. И только у одной женщины в правом углу миниатюры – это, скорее, дева с почти открытыми волосами, но, может быть, покрывало слетело с головы от изумления? – с точностью повторяют все три оттенка одежд Спасителя. Кто это? Может быть, Матерь Его? Или любимая ученица Мария Магдалина? Из Евангелий так и не ясно – Мария Магдалина и Мария – сестра Лазаря – это две разные женщины или одна. Интересно также, что сестры Лазаря изображены отнюдь не молодыми, хотя из Евангелий можно догадаться, что это девы, а не вдовицы, однако, иудейских девушек отдавали замуж очень рано, из чего можно сделать вывод, что и незамужние сестры Лазаря должны быть молоды. В левом углу есть еще несколько женщин разного возраста. И, надо сказать, показаны они с большей симпатией, чем мужчины между горок – за исключением только двух старцев на переднем плане, снимающих крышку гроба. Вообще отдельная группа женщин здесь – черта уникальная.

Потрясающе интересно также выписана и фигура самого воскрешенного. Во-первых, он в синих погребальных пеленах, тогда как всегда эти пелены изображаются белыми – каковыми они и были в реальности. Однако, синий цвет считался в Риме цветом траура. Почему? Вероятно, как цвет ночного неба – опрокинутой чаши, тьмы, куда отбывает душа покойного. Причем, пелены Лазаря выглядят не просто смятыми – они действительно напоминают неспокойное, взбудораженное море. А по самым древним представлениям, душа покойного прежде, чем достичь места упокоения, должна пересечь первозданный океан. И здесь складки этой смятой ткани показаны темно-синим и светло-голубым – практически без переходов, как цвета неба ночного, мертвого, и дневного, живого. Так и Лазарь возвращается от смерти к жизни, но пребывает пока что в промежуточном состоянии. Это показывает и его лицо – темное, тронутое тлением, с полузакрытыми еще глазами; мокрые пряди волос выбивается из-под погребального плата. Вообще в тексте Евангелия специально сказано, что Лазарь появился не только запеленутый в погребальный саван (плащаницу), но и с закрытым особым платом лицом. Однако, художникам всегда было важно именно показать лицо воскрешенного, и после катакомб мы нигде и никогда не увидим его лица закрытым.

Я так подробно остановилась на этой миниатюре, потому что она поистине уникальна, произведений такого качества и глубины мало, и она, несмотря на небольшие размеры, производит колоссальное впечатление.

От книжной миниатюры перейдем теперь к искусству монументальному – рассмотрим настенные фрески и мозаики на данный сюжет.

Пожалуй, самые ранние фрески на евангельские сюжеты – сразупослеиконоборческие – дошли до наших дней в скальных храмах Каппадокии. И начнем мы с росписей середины 10 в. в «Новой» церкви (в «Токалы килисе» или «церковь Пряжки» есть еще и «Старая» церковь с чуть более ранней росписью; в честь какого праздника или святого она освящена, нам не известно, а название она получила по форме – в плане, вместе с тремя апсидами, она действительно несколько напоминает пряжку на ремне). Настенная роспись этой скальной церкви заслуживает подробного рассмотрения не только потому, что высокий уровень мастерства и качество живописи ее достойны столичного художника, но и потому, что весьма своеобразна и даже во многом уникальна.

«Воскрешение Лазаря» включено в общую композицию – ленту изображений на евангельскую тему, протянувшихся вдоль всех четырех стен церкви наподобие кольца, разомкнутого только входом-аркой.

Интересно, что начало евангельских повествований – «Благовещение» и «Рождество» – и их конец – «Благословение апостолов на проповедь» и «Вознесение», а также «Сошествие Святого Духа» (т.е. уже сюжет из «Деяний») – изображены вверху на арочных сводах, а на горизонтальной ленте-подкове – то, что в середине, т.е. развертывается в земном, линейном времени – но и не совсем линейном, т.к. начало и конец этой ленты (Альфа и Омега) почти смыкаются (а окончательно сомкнутся только после Второго Пришествия Христова). Получается, что Евангелие – т.е. земная жизнь Христова («Благовещение» и «Рождество Христово») – начинается на небесах и там же и заканчивается («Вознесение» и «Сошествие Св. Духа»), то есть уходит в мир иной, райский. Кроме того, если сюжетные изображения на сводах отделены друг от друга, т.к. расположены по вертикали (при этом «Благовещение» и «Рождество» оказываются сверху, т.е. на уровне «небес», а «Поклонение волхвов» с одной стороны и с другой – «Испытание горькой водой» и «Встреча Марии и Елизаветы» – уже почти на «земном» уровне вместе с другими евангельскими событиями), то на горизонтальной ленте они идут чередом, друг за другом, и водораздел между ними весьма условен. Таким образом, возникает такое впечатление, что все события происходят одновременно. Впрочем, такое же ощущение возникает и в более ранних, и в более поздних христианских храмах, где отдельные евангельские сцены уже разделены особой чертой, но все равно воспринимаются в комплексе, однако здесь, в Токалы-килисе, это как-то особенно бросается в глаза. Такой эффект «одновременного времени» не случайно возникает в сакральном пространстве церкви, символизирующем Рай небесный, где время-вечность течет (если вообще течет) иначе, не линейно, не так, как в трехмерном пространстве падшей материальной Земли. Об этом очень глубоко и убедительно писал кн. Евгений Трубецкой («О смысле жизни»). Это так называемое литургическое время, когда мы каждый год празднуем то самое событие, которое произошло «во время оно» (точно по Мирче Элиаде) и продолжает происходить – одновременно со всеми остальными евангельскими событиями – в сакральном райском времени и в сакральном пространстве христианского храма. Это Царствие Божие, уже пришедшее в силе с Воскресением Христовым, ему же несть конца. И не случайно в христианской живописи этот прием существует изначально, т.е. наблюдается уже на стенах римских катакомб.

Вот пример (фото Вильперта нач. 20 в.):

На фреске 2-й половины 4 в. над аркосолием в катакомбах Домициллы Христос воскрешает Лазаря, тут же показано грехопадение прародителей, Ной в ковчеге в виде ящика выпускает голубку, а Моисей справа источает воду из скалы, и все это происходит одновременно – события Ветхого и Нового Заветов, т.е. из истории спасения, подобраны очень тщательно, но изображены вперемешку. Живопись высокого качества, и сказать, что художник лепил что попало, мы никак не можем.

То же самое – на мраморных раннехристианских саркофагах и мозаиках, например, в неапольском баптистерии 5 в.

На стенах каппадокийской церкви «Новой» как будто представлена лента линейного времени – события изображены в той последовательности, как они происходили в земной жизни Спасителя, как кадры кинофильма, – и в то же время (простите за тавтологию) эффект одновременности, даже единовременности событий, их пребывание в Царствии Божием – зримо присутствует.

Посмотрим на фрески южной стены, где располагается интересующее нас в данный момент изображение. С восточной стороны, где поверх колонн изображены сцены исцелений (алтарные же апсиды в этой церкви несколько углублены в толщу монолитной скалы и отделены проходом), развитие событий переходит на южный рукав, где мы видим чудеса Христовы:

Исцеление раба сотника, воскрешение дочери Иаира, исцеление расслабленного, Воскрешение Лазаря, Вход Господень в Иерусалим, Тайную вечерю. Фрески на западной стене (скорее всего, сцены Страстей) утрачены.

Воскрешение Лазаря здесь представлено архаическим уже к тому времени лаконичным изводом – помимо Спасителя и Лазаря, присутствуют только две сестры воскрешенного – Марфа и Мария, а сам покойник появляется из гробницы-домика.

И, тем не менее, изображение, повторюсь, очень высокого качества – впрочем, как и все остальные, принадлежащие кисти художника Новой церкви (в этой же скальной церкви в полукруглой нише находится уникальная и прекрасная – самая ранняя из сохранившихся – икона Богоматери Умиление; не могу ее не показать, хотя она и выходит за рамки темы).

Три церкви, расположенные тоже в Гереме и расписанные одним художником, – «Темная» («Каранлик килисе»), «Яблочная» («Элмали килисе») и церковь «с Сандалиями» («Чарыклы килисе» – названа по следам ног на камне рядом с композицией Вознесения), высечены и расписаны позднее, в 12 веке (хотя я встречала и другую датировку – 11 в., т.е. не намного позже церкви «Новой»). Какая из этих трех церквей расписана раньше, какая позже – неизвестно. И судить о творческом пути художника я не берусь. Однако мы можем выявить некоторые глубинные смыслы, заложенные художником в эти иконы, сопоставляя их между собою.

Изображения Воскрешения Лазаря во всех трех храмах однотипны, хотя разница между ними есть, потому стоит рассмотреть их поподробнее. Канон, конечно, византийские художники соблюдали, однако, и творческий подход к произведению был им не чужд, и даже один и тот же мастер не обязательно копировал свои наработки, но каждый раз вносил что-то новое.

В церкви «с Сандалиями» (по размеру – самой маленькой) икона Воскрешения Лазаря помещена на очень важном месте – в подкупольном пространстве непосредственно над алтарной апсидой с Деисисом (с левой стороны); рядом (справа) – уникальное изображение шествия с Крестом на Голгофу. Здесь же – предательство Иуды и арест Христа в Гефсиманском саду и большая – во всю стену напротив входа в церковь – сцена Вознесения (со следами от ног Спасителя на камне; очевидно, церковь именно этому празднику и посвящена). Таким образом, сцены унижения, кенозиса Сына Божия во плоти чередуются со сценами Его чудес, как бы удостоверяя Его двойную Богочеловеческую природу.

Однако на иконе Воскрешения Лазаря лики почти утрачены – соскоблены оккупантами-иноверцами. Поэтому судить о ней трудно.

Придется остановиться только на двух – в церкви «Темной» и «Яблочной».

Сопоставить две эти фрески очень интересно. Композиция в целом идентична, за исключением некоторых деталей.

Фигуры Христа на обоих изображениях почти одинаковы, разве что хитон на фреске в «Яблочной» посветлее (вообще колорит в «Яблочной» церкви, как и в «Сандалиевой», более светлый, краски более нежные, пастельные, тогда как «Темная» церковь как более крупный туристический объект подверглась «интенсивной» реставрации), и движение вперед, к Лазарю, более энергичное, порывистое. Образ юного вифанца в красном на первой фреске раздвоился – один снимает крышку гроба, другой зажимает нос рукавом. Позади Христа идет молодой апостол – подписано «Фомас». Почему не Иоанн, а именно Фома? Возможно, потому, что в эпизоде с Лазарем он никак не проявил своего «неверия», скорее – верность Учителю. Христос сказал ученикам: «Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали, но пойдемте к нему». На что Фома ответил: «Пойдем и мы умрем с ним» (Ин. 11:15-16). И непонимание Фомы понятно, ведь Христос не говорит конкретно, что собирается воскресить Лазаря, но что он умер – и всё. Но молодая горячность Фомы вызывает симпатию к этому апостолу. И вот теперь он идет вслед за Учителем, и жест его правой руки означает – моление, обращение ко Христу как к Богу.

Фигуры Марфы и Марии сохранились плохо, а вот Лазарь – к счастью! – достаточно хорошо, чтобы мы могли рассмотреть его получше. Таких темных губ и трупных пятен на лице воскрешенного я, пожалуй, не видела больше ни на одной иконе. Поверх погребальных пелен в виде бинтов, которые и снимает юноша в красном, подносящий к лицу длинный рукав (сейчас зажмет им нос), надета белая же накидка с характерным узором в виде засеянного поля, символа жизни и воскресения – «сеется в тлении, восстает – в нетлении» (1 Кор. 15:42). Стало быть, такой узор на погребальной плащанице более, чем уместен. И, тем не менее, у Лазаря на первой фреске эта накидка, как кажется, испачкана (так же и в церкви «с Сандалиями»), как будто пребывание в могиле уже оставило свой след – и на лице воскрешаемого, и на его саване. Он здесь как будто еще не совсем ожил, хотя глаза уже открыты, но смотрят – непонятно, куда, мимо зрителя, в пустоту… И стоит он не совсем вертикально, а чуть наклонно, как будто шатаясь, – вот-вот упадет…

Неизвестно, сколько времени прошло между росписями двух церквей – «Яблочной» и «Темной». Но совершенно очевидно, что мастер за это время частично поменял свои взгляды, свое восприятие сюжета. И это нашло отражение на второй фреске – в церкви «Темной».

Композиция стала более лаконичной и обобщенной. Фигура Христа в центре более устойчива, движение более спокойное, сдержанное. Апостол позади Христа не подписан. Но молодым изображали не только Фому, но и Иоанна, так что здесь не понятно, кто это – может быть, теперь это Иоанн. Одежды припавших к ногам Спасителя Марфы и Марии теперь разного цвета – обе девы на фреске носят одежды Христа: Марфа в темно-красном – цвета земли – покрывале, Мария – в синем, небесном. У обеих появились четыре точки на челе. Так часто изображают звезду над челом Богоматери, т.е. обе девы уподобились Богоматери, но отражают две Ее стороны – земную и небесную, так же, как одежды Христа символизируют две Его природы: синий хитон – природу божественную, темно-красный гиматий – природу человеческую («адама» - «красная земля»).

Но самая поразительная метаморфоза произошла с самим Лазарем: он твердо и вертикально стоит на ногах, никаких трупных пятен, чистое живое лицо, устремленные на своего Спасителя глаза, чистейший саван; узор «засеянного поля» сохранен, но погребальные ленты в целости – здесь их никто не развязывает. Он воистину воскрес и уже не смердит – и нет юноши, зажимающего нос от вони.

А, может быть, наоборот – после сдержанной и чисто канонической работы в кафоликоне большого монастыря мастер позволил себе больше вольности в других храмах?

Впрочем, здесь возможен и третий вариант: это «чудеса» реставрации. Не «почистили» ли турки Лазаря, чтоб выглядел более «пристойно»?

И на всех трех фресках внутри пещеры-гробницы не черный цвет преисподней, а голубой, небесный, райский цвет, общее впечатление – радостное, праздничное.

Ромбы с точками, т.е. тот же узор «засеянного поля» на плащанице Лазаря в церкви св. Стефана в Кастории (12 в.) образованы перекрещивающимися лентиями, которые снимает зажимающий нос рукой молодой человек (в красном он или нет – не понятно, фотография черно-белая, другой у меня, к сожалению, нет, хотя показывать живопись в таком виде, конечно, преступление). Внутри ромбов – маленькие кружочки с «хвостиками» на четыре стороны – некий усеченный вариант годового круга, которые разбросаны по погребальной плащанице в таком множестве, что напоминают звездное небо. За спиной Христа два апостола – точно Петр и молодой апостол – Иоанн или Фома?

Похоже, наносить символические узоры на саван воскрешаемого Лазаря стало принято еще в 12 веке.

Похожий рисунок на саване Лазаря в церкви Богородицы Форбиотиссы (Кипр, 12 в.). Как будто ночное небо, но в негативе – фон белый, а звезды черные. А может быть, это те же «глазки»-ангелы, как в скальных храмах Каппадокии?

Интересно здесь и соотношение цветов одежд на действующих лицах: припавшая к ногам Учителя Мария и одета в покрывало такого же цвета, как гиматий Христа – пурпурно-коричневый; Марфа же, которая взирает на чудо, одета в красное – так же, как вифанские иудеи, и этим показано, что она как бы мысленно пребывает с ними, а не с Учителем и не с сестрой. А юношей в красное опять двое.

Звездочки на фреске в церкви св. Пантелеймона в Нерези (Македония) – не черные, а темно-красные, а лентия, повязанные в виде ромбов, – как в Кастории. Цвета одежд Марфы и Марии опять символические: темно-красный, земной у Марфы (она, как и на предыдущей иконе, оборачивается назад – и поза эта очень уж напоминает жену Лота) и – хотя и не синий, но – зеленый у припавшей к ногам Спасителя Марии; это цвет надежды, цвет зеленой весенней травки и березовых листьев на Троицу, цвет Софии. Фигура Христа, к сожалению, почти полностью утрачена.

А вот лицо Лазаря, немного (не так сильно, как в Яблочной) подверженное тлению, на этой фреске и на двух последующих – как будто писано с одной и той же модели – при том, что манера письма каждого из мастеров совершенно индивидуальна.

Церковь св. Георгия в Курбиново (Македония, 1190).

Печ, церковь св. Апостолов (1260).

На этой фреске очень интересно изображена гробница Лазаря: это и пещера с темным углублением, и римский домик-склеп (около него стоят иудеи), как будто пришедший сюда из римских катакомб, да еще и каменный саркофаг, в котором воскрешаемый сидит – но еще не встал, т.е. находится в процессе возвращения к жизни.

В таком же каменном саркофаге сидит Лазарь и на фреске в церкви св. Афанасия в Кастории (1383).

То есть, сидит ли Лазарь или стоит – зависит от желания художника показать – свершилось ли уже чудо воскрешения или мы являемся свидетелями его свершения, пока еще процесса, а не результата.

Так же сидит в гробу Лазарь на фреске в афонском монастыре Дионисиад, хотя и пещера с черным провалом здесь имеется.

На этой фреске есть две интересные детали, на которые стоит обратить внимание. Во-первых, это белая птица на ветке дерева рядом с горкой-гробницей – душа Лазаря возвращается в тело…

И, во-вторых, некое здание на заднем плане. Статуя на крыше указывает на то, что это языческий храм. Но что за люди внутри? Иудеи, ведущие совет о том, как бы им погубить Спасителя-Мессию, а заодно и Лазаря убить? Но они не могут это делать в храме со статуями! Может быть, художник хотел таким парадоксальным образом показать смычку вождей израильских с римскими оккупационными властями в деле богоубийства? Интересно также, что здание изображено чуть наклонно, как будто вот-вот упадет – так показан обреченный на гибель Иерусалим, которому суждено будет воскреснуть только вместе с Крестом Христовым, найденным и воздвигнутым св. равноапостольной царицей Еленой.

Как видим, каждое изображение «Воскрешения Лазаря» дает какие-то новые интересные детали и вместе с ними – дополнительные смыслы к восприятию евангельского рассказа.

Фреска в Дечанах подает рассказ довольно развернуто и подробно, как это было принято уже в 14 веке: слева Марфа и Мария встречают Иисуса и рассказывают Ему о своей беде, справа представлено чудо воскрешения во всех подробностях.

Фреска «Воскрешение Лазаря» в церкви Богородицы Одигитрии в Пече очень похожа на дечанскую. Фигура Лазаря точно такая же – с черными полосками не лентиях. Но еще более эмоционально реагируют на событие собравшиеся зрители – одного человека, снимающего с Лазаря повязки, кажется, сейчас стошнит...

Мозаик на данный сюжет сохранилось очень мало. И две из них – в Сицилии, в Палермо.

Базилика в Монреале, 12 в. Мозаика очень хорошего качества исполнена приглашенными из Византии мастерами. (К сожалению, приличного качества фотография у меня – только фрагмента с Лазарем, а целая композиция – вот такая, косая и тусклая).

Интересно, что горка-пещера здесь украшена римским порталом, а в качестве двери – крышка мраморного гроба. Но Марфа и Мария как-то нелогично поменялись одеждами: на Марфе синее одеяние, на Марии – темно-красное. Но в целом мозаика очень добротная.

Так же, как и более ранняя мозаика в Палатинской капелле там же, в Палермо. Но если в Монреале надпись исполнена на латыни, но здесь – на греческом.

Рядом с Петром позади Христа изображены оба молодых апостола – Фома и Иоанн. И снова юноша в красном в центре композиции…

Великолепная мозаичная икона-диптих начала 14 в. константинопольской работы из музея Флорентийского собора – Двенадцать праздников, по шесть квадратиков в каждой половине. Каждая иконка выложена из крошечных кусочков золота и смальты. И каждая – полноценное произведение искусства.

«Воскрешение Лазаря», помещенное в правый нижний угол первой створки – достойно такого же восхищения, как и все остальные.

Здесь все в движении: Христос широким шагом подходит к гробнице, простирая десницу к воскрешаемому, сам Лазарь в стремлении навстречу Другу-Спасителю прямо-таки вываливается из гроба-пещеры – вот-вот упадет, иудеи в центре композиции затыкают носы и очень недоброжелательно взирают на Христа (все-таки тревожить покойников, да еще на четвертый день, когда он «уже смердит», было запрещено); апостолы из-за спины Учителя дивятся чуду – Петр держит руку в молитвенном жесте; обе сестры упали к ногам Христа – и их можно понять: когда восстает из мертвых только что оплаканный и похороненный любимый брат, в таком случае, действительно, ноги не держат.

На каждой иконе уникального диптиха гармонично чередуется динамика и статики, чувства и эмоции людей с молитвой и глубинными богословскими смыслами, и все это воплощено средствами высочайшего качества мозаичной техники, и все вместе образует грандиозную картину земной жизни и чудес воплотившегося Сына Божия – нашего Спасителя. Поистине великое в малом. Византийское богословие и искусство образует уникальный синтез, никогда и никем не превзойденные. И такие произведения остались нам, грешным и ничтожным, чтобы мы дивились и не особенно гордились своими мнимыми достижениями.

Теперь обратимся к обычным деревянным иконам Воскрешения Лазаря – сначала византийским, потом русским, коих сохранилось не так уж мало.

Это, прежде всего, икона 12 века на красном фоне из Афинского музея Византийского искусства. Вообще красный фон очень сильно воздействует своей огненной энергетикой. Так же и здесь, кажется, действие происходит в зареве пожара – вероятно, художник хотел здесь передать вспышку божественной силы, и это ему удалось.

Очень хорош здесь Лазарь: погребальные ленты на нем спутаны, как будто испачканы разлагающимся телом, но живое лицо и ясный уже взгляд устремлен на Спасителя.

Эпистилий темплона 12 в., хранящийся в монастыре св. Екатерины на Синае, напоминает ленту сюжетных изображений в каппадокийской церкви «Токалы килисе», с той лишь разницей, что каждый сюжет написан отдельно и даже заключен в арочную рамочку с колонками, впрочем, очень тонкую и бросающуюся в глаза, и все сцены написаны на одной длинной доске (из трех досок сохранилась лишь одна, центральная).

В центре доски – Деисис, т.е. моление Богородицы и Иоанна Крестителя перед Престолом Христовым во время Страшного Суда. Таким образом, эпистилии служат прообразом одновременно деисусного и праздничного чинов русских высоких иконостасов.

Вот икона «Воскрешение Лазаря» с этого эпистилия, вполне каноничная и традиционная для византийского искусства – апостолы позади своего Учителя-Пастыря, один из вифанских жителей держит мраморную крышку гроба, другой (лысый) ощупывает рукою воскресшего – при том, что прикасаться к покойнику у иудеев было не принято, стало быть, человек удостоверился в том, что Лазарь – жив.

Не обошлось и без традиционного юноши в красном – здесь это один из свидетелей в центре композиции.

Но уж очень интересен на этой иконе сам гроб Лазарев: это одновременно и пещера, и домик-храм с фронтоном, и даже саркофаг. При этом бело-голубая (небесных цветов) с большим золотым нимбом фигура Лазаря ярко выделяется на черном фоне, символизирующем смерть и адские бездны. Апостолы же позади Учителя – без нимбов.

Византийская икона начала 15 в.

В очень тщательно прописанных многочисленных деталях тонут основные богословские мысли. Это напоминает наш 17 век, особенно вторую половину – после раскола.

Говоря о русских иконах Воскрешения Лазаря, особый акцент мы сделаем на иконе рублевской – из праздничного чина иконостаса Благовещенского собора в Московском Кремле, которая стоит особняком от всех остальных сохранившихся икон этого сюжета. (Я здесь буду придерживаться традиционной версии авторства; недавно нашими искусствоведами было доказано, что весь иконостас Благовещенского собора, о котором говорится в летописи под 1405 годом, сгорел в большом пожаре при Иване Грозном и был заменен другим, составленным из икон, привезенных из разных церквей; однако В.А.Плугин считает, что все же некоторые из этих привезенных икон принадлежат кисти А.Рублева, ведь царь собирал для своей домовой церкви только самое лучшее; согласимся с замечательным искусствоведом – хотя бы условно).

Но сначала посмотрим на иконы, написанные до Рублева, которые он мог видеть. Это, прежде всего, иконы новгородской школы, например, вот эта прекрасная икона 14 в.

Икона вполне традиционная, за исключением некоторых деталей. Это, во-первых, Мария на переднем плане, прямо-то распростершаяся на земле. Она здесь одета в алый мафорий, и это яркое пятно на переднем плане сразу бросается в глаза. Так же приковывает внимание фигура Лазаря в белом саване, ярко выделяющаяся на черном фоне пещеры – зияющего провала в адскую бездну, в преисподняя земли, из которой только что вышел воскрешенный. Да, здесь он вполне ожил – никто не зажимает нос, смрад от разлагающейся плоти остался где-то далеко, за пределами того, что уже совершилось. И, тем не менее, фигура Лазаря как будто качается – центр тяжести смещен вперед, но это не поклон Спасителю, а именно неустойчивое равновесие, как будто тело еще не обрело земной вес. Ступни Лазаря скрыты внутри деревянного гроба, и точкой опоры оказывается срезанный острый угол.

Не знаю, сами ли новгородцы измыслили такой трепетный образ Лазаря, или на них оказали влияние прибывшие с Балкан художники. Нечто подобное мы найдем на фреске в церкви Николая Прилепского, где Лазарь вообще как будто «повис» в воздухе на темном фоне гроба.

Но вернемся к новгородской иконе. Иудеи на ней представлены юношей, который собирается развязывать пелены, но пока только всплеснул от изумления руками, а также традиционной фигурой в красном в центре композиции – здесь это старец с окладистой бородой и без обычной иудейской повязки на голове. В красное одеты также два молодых апостола по обе стороны Петра – Иоанн и Фома.

Эта икона необычной своей чертой – отсутствием персонажей, зажимающих нос от смрада – уже подводит нас к творению инока Андрея.

Как и фреска в церкви Успения на Волотовом поле, которую тоже мог видеть Рублев и почерпнуть в ней еще одну важную мысль.

Апостолы стоят по обе стороны Христа и составляют с Ним компактную группу, противостоящую иудеям, которым до Христа нет дела – они все обращены к крепко стоящему на ногах Лазарю, прямо-то тянут к нему шеи, один из них зажимает нос рукавом.

Но апостол Петр в центре композиции носа не зажимает, а прижимает руку, спрятанную под плащом, к устам – этот жест можно понять и как знак изумления, и благоговения, и внимания к тому, что делает Учитель, к которому он обращен лицом.

Итак, некоторые необычные черты в иконографии «Воскрешения Лазаря» уже намечены. И, тем не менее, икона преподобного Андрея оказалась настолько новаторской, что не была воспринята ни современниками, ни последователями иконописца, которые к тому же в 17 веке не просто «поновили», а записали икону, полностью сокрыв ее от глаз молящихся. И только совсем недавно замечательный искусствовед В.А.Плугин раскрыл нам глаза на философско-богословский смысл этого шедевра преподобного Андрея («Мировоззрение Андрея Рублева, 1974 г., изд-во Московского Университета).

Похоже, однако, что открытие Плугина не нашло понимания среди искусствоведов: помнится, много лет назад пришлось беседовать об этой книге с В.Н.Сергеевым, автором только что вышедшей тогда в серии ЖЗЛ и весьма нашумевшей книги об Андрее Рублеве; к моему величайшему удивлению он почему-то с выводами своего коллеги не согласился… Так же и Щенникова считает, что первоначальный красочный слой традиционного черного цвета стерся, а остался левкас цвета слоновой кости. Странно, однако, что фигура Лазаря не стерлась, что было бы логично в таком случае, и видна достаточно отчетливо даже на светлом фоне.

И В.А.Плугин не отказывается от своих мыслей и подтверждает их в своей последней книге – «Мастер Св. Троицы». Вот отрывок из нее, касающийся иконы «Воскрещение Лазаря» из иконостаса Благовещенского собора.

«Сюжет “Воскрешения Лазаря” – из числа тех, где как будто не о чем рассуждать, настолько он ясен: Христос воскрешает умершего Лазаря, являя свое божественное достоинство и знаменуя будущее собственное и всеобщее воскресение. Воскрешенный и воскрешающий – вот два главных действующих лица, определяющих и смысл сцены, и симметрическое построение композиции по типу “Благовещения”. В плане создания конкретного идейно-художественного образа наибольшее значение имеет тот интерес, который со времен Россанского кодекса и до поздних русских стенописей христианские живописцы проявляют к изображению вифанских иудеев. Именно они сообщают композиции то настроение драматического действия и тот особый привкус зримой реальности чуда, который Л.Успенский считает специфической чертой сюжета “Воскрешения Лазаря”. Изобразив апостолов на месте вифанских иудеев, благовещенский мастер интерпретирует события совсем под другим углом зрения, заставляя нас смотреть на происходящее глазами учеников Христа, ради “уверения” которых, по толкованию некоторых средневековых экзегетов, и было совершено последнее чудо Спасителя.
Христос, изображенный в характерной позе благовествующего, в своем движении словно наталкивается на обращенную к нему группу апостолов. Его благословляющий жест, обычно четко обращенный Лазарю, являясь проводником чудодейственной силы, воскрешающей умершего, при таком построении воспринимается уже иначе. Божественная сила как бы приемлется теперь апостолами. Поэтому фигура Христа развернута не на зрителя, а в сторону его учеников. Главным среди них является молодой апостол в красном – Иоанн.
Контрастно сопоставленные образы Христа и Иоанна являются смысловым стержнем композиции “Воскрешения”, основой ее драматической коллизии. Внешние контуры фигур превращают образовавшуюся группу, охваченную внутренним движением, в замкнутое целое. Поза Иоанна выражает глубочайшее волнение, крайнее напряжение чувств.
Сущность своего замысла иконописец доносит до зрителя и через символику цвета. Центральная группа резко разбита внутри контрастом темного и светлого красочных пятен. Красный гиматий Иоанна доминирует в колорите иконы и словно показывает, что именно отсюда следует начинать чтение композиции. Ликующая нарядность красного цвета соответствует характеру воспринимаемого апостолами откровения – о будущем воскресении их учителя и всеобщем воскресении людей. Однако в его беспокойной активности есть и тревожная нота, словно напоминающая о скорби предстоящих крестных страданий.
Колористически противопоставлены и образы двух сестер Лазаря. Марию художник изобразил в цветах одежд Христа как достигшую полного единения с Богом. Марфа показана в Евангелии в процессе постепенного укрепления своей веры. Поэтому мастер выделил Марфу красным цветом, как и Иоанна, объединив их графически.
В центре внимания художника – апостолы, идущие по пути богопознания. Хотя они, вопреки традиционной версии сюжета, не смотрят в изумлении на воскрешенного, но созерцают трансцендентальную сущность божественного деяния, созерцают свет, ибо видят чудотворящего Христа, “свет отеческий, сущий, истинный”, по выражению императора-исихаста Иоанна Кантакузина. Жители Вифании, напротив, глядят на прославленного великим чудом Лазаря, но им доступна только внешняя сторона совершившегося.
Справедливо думать, что столь оригинальное художественное решение иконы было продиктовано жизненной философией ее создателя. Нам кажется даже, что только размышления мастера над своим собственным путем в жизни в состоянии до конца объяснить неповторимую индивидуальность трактовки “Воскрешения Лазаря”. Шествуя вверх по лестнице духовных добродетелей, он должен был сознавать себя наследником и подражателем апостолов».

Итак, преподобный Андрей, достаточно опытный к тому времени художник, должен был, как и все, писать иконы в пределах установившегося византийского канона. Что он и сделал, произведя лишь небольшие перестановки и добавив от себя очень мелкие детали, на первый взгляд даже и малозаметные.

В результате смысловые акценты оказались полностью смещены. Компактные группы апостолов и иудеев под рукой Рублева поменялись местами: иудеи оказались за спиной Спасителя, а апостолы – перед Ним, в центре композиции, вся группа Христа с апостолами оказалась вписанной в яйцо, причем, один «бочок» этого яйца – пасхальный красный. Это алое пятно в центре иконы – гиматий апостола Иоанна, который стоит, внимательно взирая на Учителя и прижав правую руку – не к носу, нет! (на трупные запахи на иконе Рублева нет и намека!) – а к устам (подобно апостолу Петру в Волотово). Поместив в центр композиции апостолов, художник заставляет зрителя смотреть на события глазами апостолов, а не иудеев. И что же мы видим? Черного провала адской бездны за спиной воскрешенного как бы и вовсе нет – или ее полностью заслоняет мягкий божественный свет, в который Христос одел Лазаря, уподобив воскрешенного первозданному Адаму, одетого в световую ризу, утраченную им в грехопадении, тем самым показуя нам, КАКИМИ должны восстать из мертвых все люди в конце времен – в телах первозданного Адама, тонких и светоносных. И не важно, что Лазарь был воскрешен в обычном своем земном теле – «ризах кожаных», в которых прожил еще некоторое время, став епископом на Кипре, и снова умер (погиб при гонениях). Здесь важен сам образ – пролог ко всеобщему воскресению мертвых, которое должно произойти уже при Втором Пришествии Христовом – силою Святого Духа.

Пока же перед нашими глазами Христос силою Св.Духа воскрешает умершего Лазаря, т.е. именно божественными энергиями, о которых писал свт. Григорий Палама и учение которого нашло живой отклик на Руси. Известно, что и преп. Сергий, и свт. Алексий, и сам «изрядный иконописец» инок Андрей были последователями учения свт. Григория Паламы об умном делании, и это не могло не отразиться на его творчестве.

Интересно, что воскрешенный Лазарь на рублевской иконе имеет еще и нимб вокруг главы, тогда как у апостолов нимбов нет. До Рублева существовало два варианта изображений апостолов на иконах «Воскрешение Лазаря» – с нимбами и без оных, и Рублев избрал именно этот вариант, показывая, что апостолы еще находятся на пути к святости, они еще не получили Духа Святаго в день Пятидесятницы, Лазарь же воскрешенный – уже свят, ибо таковым его счел божественный Учитель. И Лазарь стоит перед Ним твердо, не качаясь, но склонив голову в благоговении и сложив руки на груди, как перед причастием. Вся икона пронизана золотистым фаворским светом, и лишь невдалеке зияют рядом два черных проема – в городских воротах недалекого от Вифании Иерусалима, куда направится Христос на следующий день – на страдания и смерть. Поместив апостолов в центр, да еще и выделив их группу вот этим ярким красным пятном, художник указывает, что чудо совершено Христом не столько для уверения иудеев, сколько для них, учеников, чтобы они «не соблазнились о Нем» в эти страшные дни.

Символика одежд также может кое-что сказать внимательному зрителю (добавлю что-то к цитате из книги Плугина). За спиной Христа стоит группа иудеев. На переднем плане – двое в головных повязках, из чего мы можем заключить, что это фарисеи. Но какие фарисеи? Едва ли это враждебные Христу «вожди народа иудейского», т.к. они одеты в цвета Самого Христа и апостолов. Скорее всего, это благообразный Иосиф Аримафейский и Никодим – тайные ученики Его. Впрочем, одним из них может быть и Симон-фарисей, житель Вифании, в доме которого будет в скором времени вечерять Иисус (и там же возлиет на Него миро и отрет своими волосами Мария – правда, непонятно, какая Мария – Магдалина или же вот эта, сестра Лазаря, или это одно и то же лицо?).

Поменял местами инок Андрей и сестер: на переднем плане здесь «помышляющая о земном» Марфа, одетая в красное, как апостол Иоанн, и как бы продолжающая его фигуру, из чего становится ясно, что и она находится еще на пути к святости; Мария же, припавшая к ногам Иисуса и одетая в Его цвет (в данном случае – зеленый, цвет Премудрости и Св. Духа), сливается с Учителем, оказываясь как бы продолжением Его фигуры.

Никаких резких движений нет на иконе, никакой ажитации, никаких натуралистических подробностей, никаких враждебных лиц (если они и есть, то закрыты Иосифом и Никодимом). Лишь тихий, струящийся волнами свет, бросающий отблески на горки-«лещадки», которые смотрятся как лесенки со ступеньками, ведущими в небеса, к небесному Иерусалиму, оставляя внизу Иерусалим земной…

В.А.Плугин утверждает, что современники в большинстве своем не сумели понять и оценить по достоинству икону преподобного Андрея. И действительно, среди более поздних икон «Воскрешения Лазаря» (из тех, что сохранились до наших дней, разумеется) нет ни одной, которая хотя бы дотянулась бы до уровня рублевской, не говоря уже о том, чтобы ее превзойти по уровню богословско-философского осмысления сюжета. Художники скопировали лишь одно нововведение Рублева – группу апостолов в центре композиции. Все остальные детали остались без изменений или искажены до такой степени, что мысли преподобного в них уже не узнать.

Вот превосходная икона из иконостаса Кирилло-Белозерского монастыря, в которой сочетаются черты новгородского стиля («качающийся» Лазарь на фоне чернеющей адской бездны) с чертами иконы Рублева: однако, Иоанн в темно-красном в центре композиции зажимает нос платком, а Марфа и Мария одеты в мафории совсем других цветов – и смыслы, которые вкладывал преп. Андрей, потеряны…

И закончить разговор об иконографии праздника Воскрешения Лазаря мне бы хотелось очень необычной фреской.

Нет, в смысле композиции она совершенно традиционна – и черный проем пещеры на месте, и апостолы за спиной Учителя, и сестры размещены, как обычно. Однако, мастера (Михаил и Евтихий, расписывавшие церковь Богородицы Перивлепты в Охриде (1294 г.), расположили на стене храма эту композицию так, что она производит колоссальное впечатление.

Во-первых, Христа и Лазаря они написали по обе стороны от оконного проема, живой свет из которого, таким образом, производит тот же эффект сияния света божественных энергий, что и на иконе Андрея Рублева. Кроме того, непосредственно под этой композицией они разместили «Положение во гроб» или «Оплакивание Христа».

И такой контраст просто потрясает: казалось бы, только что воскресивший Четверодневного Лазаря Христос, Владыка над жизнью и смертью, Сам лежит на земле бездыханный, и над ним рыдают любящие Его – Мать, Мария Магдалина, те же Мария и Марфа и с ними множество женщин, из апостолов один только верный Иоанн, а также тайные ученики Его – фарисеи Иосиф и Никодим. Вместе с людьми на земле плачут на небесах ангелы. Но струящийся из окна сверху свет дарит надежду – скоро появится дневное светило, и вместе с ним восстанет из мертвых Солнце Правды…

ГЛАВА XI.

1. Был болен некто Лазарь из Вифании, из селения, где жили Мария и Марфа, сестра ея.
2. Мария же, которой брат Лазарь был болен, была та, которая помазала Господа мѵром и отерла ноги Его волосами своими.
3. Сестры послали сказать Ему: Господи! вот, кого Ты любишь, болен.
4. Иисус, услышав то, сказал: эта болезнь ее к смерти, но к славе Божией, да прославится чрез нее Сын Божий.
5. Иисус же любил Марфу и сестру ея и Лазаря.
6. Когда же услышал, что он болен, то пробыл два дня на том месте, где находился.
7. После этого сказал ученикам: пойдем опять в Иудею.
8. Ученики сказали Ему: Равви! давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда?
9. Иисус отвечал: не двенадцать ли часов во дне? кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего;
10. а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним.
11. Сказав это, говорит им потом: Лазарь, друг наш уснул, но Я иду разбудить его.
12. Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет.
13. Иисус говорил о смерти его; а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном.
14. Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер;
15. и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему.
16. Тогда Фома, иначе называемый Близнец,сказал ученикам: пойдем и мы умрем с ним.
17. Иисус пришед нашел, что Он уже четыре дня в гробе.
18. Выфания же была близ Иерусалима, стадиях в пятнадцати,
19. и многие из Иудеев пришли к Марфе и Марии - утешать их в печали о брате их.
20. Марфа, услышавши, что идет Иисус, пошла навстречу Ему; Мария же сидела дома.
21. Тогда Марфа сказала Иисусу: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой;
22. Но и теперь знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог.
23. Иисус говорит ей: воскреснет брат твой.
24. Марфа сказала Ему: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день.
25. Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет;
26. и всякий живущий и верующий в Меня не умрет во-век. Веришь ли сему?
27. Она говорит Ему: так, Господи! я верую, что Ты Христос Сын Божий, грядущий в мир.
28. Сказавши это, пошла и позвала тайно Марию, сестру свою, говоря: Учитель здесь и зовет тебя.
29. Она, как скоро услышала, поспешно встала и пошла к Нему.
30. Иисус еще не входил в селение, но был на том месте, где встретила Его Марфа.
31. Иудеи, которые были с нею в доме и утешали ее, видя, что Мария поспешно встала и вышла, пошли за нею, полагая, что она пошла на гроб - плакать там.
32. Мария же, пришедши туда, где был Иисус, и увидевши Его, пала к ногам Его и сказала Ему: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой.
33. Иисус, когда увидел ее плачущую и пришедших с нею Иудеев плачущих, Сам возскорбел духом и возмутился,
34. я сказал: где вы положили его? Говорят Ему: Господи! пойди и посмотри.
35. Иисус прослезился.
36. Тогда Иудеи говорили:смотри, как Он любил его!
37. А некоторые из них сказали: не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер?
38. Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу. То была пещера, и камень лежал на ней.
39. Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершаго, Марфа, говорит Ему: Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе.
40. Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что если будет веровать, увидишь славу Божию?
41. Итак отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня;
42. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящаго, чтобы поверили, что Ты послал Меня.
43. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон.
44. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет.
45. Тогда многие из Иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него;
46. а некоторые из них пошли к фарисеям и сказали им, что сделал Иисус.
47. Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит:
48. если оставим Его так, то все уверуют в Него, - и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом.
49. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете,
50. и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб.
51. Сие же он сказал не от себя, по, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ,
52. и не только за народ, но чтобы и разсеянных чад Божиих собрать во едино.
53. С этого дня положили убить Его.
54. Посему Иисус уже не ходил явно между Иудеями, а пошел оттуда в страну близ пустыни, в город, называемый Ефраим, и там оставался с учениками Своими.
55. Приближалась Пасха Иудейская, и многие из всей страны пришли в Иерусалим пред Пасхою, чтобы очиститься.
56. Тогда искали Иисуса и, стоя в храме, говорили друг другу: как вы думаете? Не придет ли Он на праздник?
57. Первосвященники же и фарисеи дали приказание, что, если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его.

XI.

Воскрешение Лазаря (1-44).
Действие этого чуда на народ, решение Синедриона умертвить Христа и удаление Христа в Ефраим (45-53).

В ХІ-й и ХІІ-й главах содержится повествование о фактах, в которых Христос засвидетельствовал о Себе, как о победителе смерти и как об обетованном Царе Израиля. До сих пор Господь преимущественно словами обращал иудеев на путь веры, но теперь, так как слова не действовали достаточно сильно на Его слушателей, Он свидетельствует о Себе необычайными делами, именно воскрешением Лазаря и торжественным входом Своим в Иерусалим.

1. О местожительстве заболевшаго Лазаря, Вифании - см. толк. на ев. Матф. гл. XXVI, 6. - Евангелист называет Лазаря по имени потому, что читателям это имя было известно, по крайней мере, по слухам. Древнее христианское предание говорит, что Лазарь впоследствии жил на о. Кипре и был епископом Кипрской церкви. В этом предании нет ничего невероятнаго. Воскресший Лазарь мог, в виду угрожавшей ему со стороны иудеев опасности (Иоан. XII, 10), удалиться из близкой к Иерусалиму Вифании вместе с христианами, убежавшими на о. Кипр после убиения иудеями диакона Стефана (Деян. XI, 19). - Вифанию евангелист определяет, как селение, где жили Марфа и Мария, а не как селение, где жил Лазарь, вероятно, имея в виду, что читателям его евангелия известно было уже из евангелия Луки, что обе эти сестры жили в одном селении, но самое название этого селения не было еще известно (ср. Лук. X, 38-42).

2. Здесь точнее определяется, кто была Мария, сестра Лазаря. Но так как евангелист говорит о ней, как о такой, подвиг которой был уже известен читателям, то ясно, что он здесь имел в виду повествования евангелистов Матфея и Марка о женщине, помазавшей миром ноги Иисуса (Матф. XXVI, 6-13; Марк. XIV, 3-9). В первых двух евангелиях Мария не была названа по имени, здесь же евангелист этот пропуск восполняет. Кроме того в гл. XII, 1-8 он описывает это событие из жизни Марии в его исторической связи.

3-4. Сестры не просят Христа придти к ним в Иудею: оне знают, конечно, что здесь Христу угрожает большая опасность со стороны Его врагов. В уповании на Его чудотворную силу, оне только почтительно сообщают Ему о тяжкой болезни своего брата. Оне уверены, что Господь может, и находясь вдали от Лазаря, исцелить его так же, как Он исцелил слугу Капернаумскаго сотника (Матф. VIII, 8 и сл.). Господь, в слух Своих учеников и вестника из Вифании, замечает, что эта болезнь послана Лазарю не для того, чтобы тот умер (ср. 1 Иоан. V, 16 и сл.), а для того, чтобы чрез нее, т. е. чрез побеждение результата этой болезни - смерти, прославился Бог (к славе Божией) и прославился именно в лице Своего Сына (да прославится Сын Божий ср. V, 21- 23; VII, 18). Но нет основания полагать, чтобы слова Христа были поняты к таком именно смысле посланником сестер и самими сестрами, когда их посланник прибыл к ним: они все, конечно, видели в этих словах только намек на возможность исцеления Лазаря, а не воскрешения.

5-6. Почему Господь промедлил целых два дня в Перее, евангелист не говорит. По всей вероятности, Христос в этом случае действовал так, как угодно было Его Отцу. Хотя дружба влекла Его к больному Лазарю, но Он подчинил Свое личное влечение воле Отца ср. V, 19, 30).

7-10. Господь зовет Своих апостолов не просто в Вифанию, куда бы казалось только и нужно было сходить, а в Иудею вообще. Этим Он хочет сказать апостолам, что им теперь нужно переменить сравнительно безопасное пребывание в Перее на жизнь в той области, где Христа ожидали Его враги. Ученики так и поняли Христа. Они указывают Ему на опасности, какия там, в Иудее, Ему угрожают, как бы давая понять, что лучше бы Ему остаться в Перее. Но по поводу высказанных апостолами опасений Христос говорит, что их опасения за Него неосновательны. - Не двенадцать ли часов во дне? Как для дня Бог определил известную продолжительность (12 часов), так назначен определенный срок и для деятельности Христа. - Кто ходит… Как для мира сего, т. е. для обыкновенных смертных, свет или солнце дает возможность ходить не спотыкаясь или действовать в своей сфере, так - хочет сказать Христос - и для Него есть особое высшее Солнце, принадлежащее не сему, а высшему миру, во свете Котораго Он и будет ходить, хотя бы земной мир был окутан тьмою или усеян всякими опасностями. Это Солнце - Бог (ср. Пс. LXXXIII, 12; Ис. LX, 20; Мих. VІІ, 8). - А кто ходит ночью, тот спотыкается, потому что нет света с ним (точнее: в нем). Здесь Христос говорит о человеке, который не видит в Боге свое Солнце, который не имеет в себе Бога (свет). Косвенно этими словами Господь упрекает Своих учеников в маловерии (ср. Матф. VIII, 26).

11. Ученики поняли упрек, обращенный к ним - и молчали. Тогда Господь снова начинает речь о предположенном путешествии. Ему как Всеведцу, теперь стало известно, что Лазарь уже умер, и потому Он идет воскресит его. Но это Свое решение Господь излагает в описательной форме. Он называет смерть Лазаря успением, а воскрешение, какое Он намерен совершить, пробуждением. Этим Он хотел сказать, что смерть для Лазаря есть состояние скоропреходящее (ср. Матф. IX, 24), которое кончится пробуждением или имеющим наступить скоро воскресением, причем воскресителем явится Христос.

12-15. Ученикам не хочется идти в Иудею, и они с намерением не хотят понять истиннаго смысла речи Христа. «Что же? - как бы говорят они - Уснул Лазарь - и это к лучшему: нам не о чем безпокоиться. Сном выходит болезнь». Тогда Господь уже прямо объявляет им о смерти Лазаря и прибавляет, что Он радуется, что Лазарь умер в Его отсутствие - иначе Он, конечно, исцелил бы его, и не совершилось бы большаго чуда - воскрешения. Последнее же теперь особенно полезно будет увидеть ученикам, вера которых, очевидно, в то время, под влиянием преследований, каким подвергся их Учитель, значительно ослабела. Чудо воскрешения должно было подкрепить их веру во Христа как истиннаго Мессию (дабы вы уверовали).

16. Но Фома не поверил успокоительным словам Господа. Евангелист при этом замечает, что прозвище Фомы было близнец или правильнее человек двоящейся природы (Δίδоµоς - от δίо = два). живущий в постоянных переходах от одного настроения к другому (ср. выражение δίψυχоτ у Иак. I, 8- человек с двоящимися мыслями или у Матф. XIV, 31 δυστάζων - маловерный). Он следует за Христом как Его апостол, и в тоже время не доверяет тому, чтобы Христос в это путешествие в Иудею мог благополучно избавить от опасности и Себя и Своих учеников. «Пойдем, и мы умрем с ним» («чтобы и нам умереть с ним».- Злат.). Он хочет сказать, что там, в Иудее, их всех ожидает смерть, что они умрут, как умер Лазарь (с ним). Он, конечно, находится под влиянием той мысли, что Христос не смог исцелить болезнь Лазаря, а о делах Христа, совершенных раньше (Матф. IX, 18-25; Лук. VII, 11-17), а также и о Его обещаниях (V, 21-29) он как будто совсем забыл. Такое же недоверие к силе Христовой Фома проявил и после, когда ему было сообщено о воскресении Самого Христа (XX, 24).

17-19. Когда Господь прибыл в Вифанию, тут уже находилось много иудеев, пришедших, согласно обычаю, утешать осиротевшихь женщин в их скорби. От Иерусалима до Вифании было недалеко всего около 15-ти стадий (стадия 88 сажен), т. е. около трех верст. Из того что в Вифанию пришло много посетителей, можно заключать, что семья Лазаря была не бедная и пользовалась уважением. Плач же об умершем и утешение сирот приходящими знакомыми и родными продолжалось обыкновенно в течении семи дней. Из этих семи дней четыре уже прошли, когда Христос прибыл в Вифанию.

20-22. Некоторые толкователи (напр. Гейки) полагают, что Христос не пошел прямо в дом Лазаря потому, что не хотел подвергнуться там насилию со стороны пришедших из Иерусалима иудеев, так как среди родственников Лазаря могли быть и люди враждебно настроенные по отношению ко Христу. Но Ему, как сердцеведу, конечно, было известно, что таких замыслов родственники Лазаря не имели - евангелист, по крайней мере, этого не сообщает… Нет, временная остановка Христа у входа в селение объясняется просто тем, что Марфе дали знать о том, что Христос приближается, и она успела Его встретить еще в то время, когда Он не вошел в селение. - Тогда Марфа сказала Иисусу… В словах Марфы прежде всего сказывается уверенность в том, что Господь, как владыка жизни, не дал бы в Своем присутствии владыке смерти отнять жизнь у ея брата. Затем, под влиянием слов Самого Христа (ст. 4) и зная о тех чудесах, какия Христос совершал в Галилее (Лук. VII, 11-15; VIII, 49- 55), она выражает надежду, что и теперь еще Бог поможет Христу исполнить Свое обещание. Но что именно она ожидает от Христа - воскрешения ея брата - об этом она прямо не говорит, как бы боясь предъявить слишком большое требование.

23-27. Господь сначала дает Марфе утегаение общаго характера: «воскреснет брат твой»! Он не говорит, что Сам, теперь все, воскресить его. Но потом, когда глубокая скорбь прозвучала в словах Марфы «Знаю, что воскреснет…» , Господь отводит ея мысль от далекаго будущаго к настоящему. - Я есмь воскресение и жизнь… В Христе - возможность и ручательство воскресения мертвых, так как в Нем находится одерживающая победу над смертью жизнь (ср. V, 26; VI, 57). Но опять таки о Своем намерении воскресить Лазаря Господь еще не говорит. Он только утверждает, что всякий живущий, т. е. пребывающий здесь, на земле и имеющий веру во Христа не умрет во век или навеки, не исчезнет, умерши, на всегда. Нет, «подобно тому как брошенный в верх камень уже с самаго начала своего полета подчинен силе тяготения, влекущей его обратно, так и христианин, погружаясь в бездну смерти, подчиняется влечению жизни Христовой, которая и поднимает его снова в верх» (П. Ланге). - Веришь ли сему? Если Марфа утвердится в этой вере в оживляющую силу Христа, то ей уже не будет так страшна смерть ея брата. Ведь он почил как верующий во Христа - значит, он будет жив вечною жизнью. - Но эти слова привели Марфу в еще большую скорбь. Она находится теперь в таком же недоумении, в каком находилась и самарянка, когда Христос говорил ей о поклонении в духе и истине (IV, 25). Она признает, что Христос есть Сын Божий, обетованный Мессия, но сделать из этого признания какого либо определеннаго вывода она не в состоянии (Злат.).

1) Архiеп. Иннокентий замечает, что Марфа отвечает Христу «с некоторым прискорбием и как бы сухостью» (IX стр. 23).

28-32. Как видно из обращения Марфы к сестре, Господь намерен был сначала побеседовать и с Мариею, как Он беседовал с Марфою, и побеседовать наедине, так чтобы Его не слышали люди чужие. Поэтому Марфа тайно сообщает сестре о приходе Христа. Но тем не менее удаление Марии тотчас же было замечено, и иудеи отправляются вслед за нею, полагая, что она пошла плакать при гробе брата. Как в евангелии Луки говорится о Марии, что она сидела у ног Христа (Лук. X, 39), так и у Иоанна Мария бросается к ногам Христа, чего не сделала сестра ея (ср. ст. 20). Ясно, что вера Марии во Христа была гораздо живее, чем вера Марфы.

33-35. Мария громко заплакала (κλαίειν), а с нею, по обычаю, громко плакали и подошедшие вслед за нею родственники Лазаря. Тогда и Господь Сам возскорбел духом (ἐνεβριµήσατо τῷ πνεύµατι). Различно толкуют это выражение. Одни (напр. Цан) видят здесь обозначение волнения, которое овладело душою Христа при мысли о силе смерти, которая (сила) обнаружилась так ясно в настоящем случае. При этом выражение «духом» понимают как обозначение Духа Святаго, Который со времени крещения побуждал Христа к деятельности (ср. I, 33). Точно также Тренч говорит: «Христос созерцал все страшное значение смерти, этого греховнаго оброка. Пред Его глазами открывались все бедствия человечества в малом образе одного человека. Он видел пред Собою всех сетующих и все могилы. Ибо если Он готов был отереть слезы предстоящих друзей и на краткий срок превратить их печаль в радость, от этого положение вещей в сущности не изменялось: Лазарь будет оживлен, но скоро вторично вкусит горечь смерти» (Тренч. Чудеса I. Христа). Другие (напр. Мейер) видят здесь указание на гнев, который возбудили в Господе лицемерныя слезы и рыдания иудеев. Но согласнее с течением мыслей евангелия усматривать здесь не скорбь, а гнев, раздражение Христа (такой смысл собственно и имеет глагол ἐµβριµάоµαι см. Словарь Прейшена), которое возбудили во Христе всеобщия сетования, безутешный плач об умершем в присутствии самого Начальника жизни. И Мария, и другие иудеи как будто вовсе забыли о том, что пред ними стоит Жизнодавец! И Господь возмутился таким проявлением маловерия в отношении к Себе (ἐτάραξεν ἐαυτόν). Что же касается выражения «духом», то оно заменено в 38-м стихе выражением ἐν ἑαυτόν = «внутренно» и следовательно не обозначает и в 33-м ст. Духа Святаго. - Где вы положили его? Этими словами Господь дает понять, что Он намерен что-то предпринять для того, чтобы возбудить ослабевшую в окружающих веру в Себя как в Жизнодавца. При этом, однако, Христос отдает дань и общечеловеческому чувству скорби о Своем умершем друге - Он плачет. Да, и у Иоанна Он является не только Богом, но и человеком…

36-38. Слезы, показавшияся на лице Христа, одних убедили в том, что Христос любил Лазаря, другим же показались слезами безсилия. Последние даже на основании этих слез делали такое заключение, что Христос и вообще не имел силы совершать исцелений. Они заподозрили даже истинность последняго чуда. исцеления, совершеннаго Господом в Иерусалиме над слепорожденным. Вероятно - говорили эти люди, - и то исцеление было только обманом… Эти разговоры опять раздражали Господа (по русски неточно: опять скорбя внутренно - ст. 38).

39-40. Когда, придя к могиле, Господь повелел отвалить от нея камень Марфа начала возражать против этого, не желая видеть ужаса тления и дать возможность увидеть останки брата другим свидетелям.- Зачем Господь повелевает отнять камень? Разве не мог Он словом Своим заставить камень отвалиться от гроба? Конечно, мог, но Он повелевает это сделать окружающим Его, для того чтобы постепенно подготовить их к чуду, которое должно было сейчас совершиться. Отваливая камень, люди должны были придти к мысли, что Христос хочет совершить оживление Лазаря, а Христос, как известно, творил свои чудеса только тогда, когда люди уже несколько были готовы к тому, чтобы увидеть их и веровать. В частности, это было сделано и для Марфы, вера которой, повидимому, в настоящий момент не стояла на должной высоте, как показывает сделанное ею Христу возражение, которым она как бы говорила, что открывать гробницу Лазаря совершенно напрасно… Господь и прямо обращается с вразумлением к Марфе, напоминая ей то, что Он говорил ей чрез ея посланнаго (ст. 4) и что, без сомнения, повторил ей при недавней встрече.

41-44. Господь произносит в слух народа благодарение Отцу за то, что Он услышал, конечно, ранее Им произнесенную тайно, молитву Его о воскрешении Лазаря. Господь высказывает Свое благодарение вслух «для народа». Он хочет, чтобы все присутствующие при чуде воскрешения знали, что это чудо не есть действие случая или сатанинской силы, в общении с которой Его обвиняли (Мар. III, 22; а результат Его молитвы к Отцу. Чрез это все должны придти к убеждению в том, что Христос есть поистине Сын Божий, обетованный Мессия (что Ты послал Меня). Затем особенно повысив голос (воззвал) - как бы для того, чтобы быть услышанным и Лазарем умершим (ср. V, 25, 29), - Христос повелел Лазарю идти вон из гроба. Мертвый вышел, но так как ему было трудно переступать ногами, которыя были туго обвиты пеленами, то Господь приказал онемевшим от изумления зрителям развязать воскресшаго. - В молитве, с которою здесь Христос обращается к Отцу некоторые критики видят основание не признавать Христа Лицом Божественной природы. «Возможно ли - замечает напр. Бейшляг, - чтобы Бог молился Богу? Если есть что либо, что хотя и соединяет человека внутренне с Богом, но вместе и наиболее различает их между собою, - это молитва, прошение, религия которыми определяются отношения человека к Богу, а никак не Бога к Богу» (у Знаменскаго стр. 326). Но молитва Христа имеет существенное отличие от молитв обыкновенных людей. Может ли прежде всего кто-либо из людей обращаться в молитве к Богу как к своему Отцу? Мы молимся Отцу нашему, Отцу всех людей, не приписывая себе исключительнаго права именовать Бога Отцом только своим. Между тем Христос обращается к Богу как именно к Своему Отцу в исключительном смысле этого слова. А потом. в молитве Он беседует с Богом как с равным Ему по природе и имеет полную уверенность в том, что все, о чем Он молится, непременно будет исполнено по молитве по поводу грядущих страданий - см. ниже в объяснении 12-й гл. ст. 27, 28). Заметить нужно, что после разсказа о воскресении Христа ни один, евангельский разсказ не возбуждал столько споров между толкователями как повествование Иоанна о воскрешении Лазаря. Многие и теперь продолжают доказывать, что разсказ этот не отвечает исторической действительности, что он составлен писателем 4-го евангелия (конечно. с точки зрения этих толкователей, - не ап. Иоанном) на основании помещенных в синоптических евангелиях разсказов о воскрешения дочери Иаира (Матф. IX, 18 и пар.), и о воскрешении сына вдовы Наинской (Лук. VII, 11 и сл.). Главным основанием к сомнению в исторической достоверности разсказа Иоанна о воскрешении Лазаря служить то обстоятельство, что ни один из синоптиков не упоминает об этом событии, а такое событие они - говорит новая критика - не могли оставить без внимания.. Но это основание едва ли уж так важно. Почему синоптики непременно долины были сообщить об этом чуде? Разве оно представляло что либо исключительное по своей важности? Те случаи воскрешения мертвых, о каких сообщают синоптики, так же удивительны, как и воскрешение Лазаря. А потом, правду ли говорят, что это чудо явилось поводом к тому, чтобы обречь Иисуса Христа на смерть? Если это было так, то действительно странно, что синоптики не упоминают об этом чуде там, где они начинают изображать историю страданий Христовых. Но в том и дело, что это чудо само по себе не имело такого решающаго значения в истории Христа, так как враги уже давно решили захватить и умертвить Его. Потому то и синоптики не сочли необходимым упоминать об этом событии. Наконец, как Иоанн (XXI, 25), так, конечно, и синоптики не могли передать каждый всех событий из жизни Христа. Никто из них не сообщил, напр., о таком выдающемся событии, как явление Христа по воскресении Своем пятистам христиан сразу (I Кор. XV, 6). Если же только один Иоанн упоминает о воскрешении Лазаря, то это объясняется тем, что он хотел показать, что Христос идущий на смерть есть и остается тем не менее владыкою жизни и смерти и что Он не утратил Свою власть воскрешать, какую имел раньше.

45-46. Одни из свидетелей чуда уверовали во Христа, другие явились в качестве доносчиков о происшедшем с фарисеям, которые известны были своею враждою ко Христу. Мнение Цана, что это были не доносчики, а люди хотевшие обратить фарисеев к вере во Христа, не может бить принято, потому что при слове «некоторые» стоит противоположительная частица (δέ).

47-48. Когда стало известно, что произошло в Вифании, первосвященники и фарисеи собрали совет (синедрион - объясн. см. Матф. V, 22). Из разговоров, происходивших в этом заседании синедриона, видно, что руководящую роль здесь играли первосвященники или начальники священнических черед. В самом деле, только высшей священнической аристократии, нисколько не дороживший национальным достоинством иудейскаго народа, было свойственно разсуждать так, как здесь разсуждают члены синедриона. Дело Христа обсуждается в синедрионе только со стороны политической, а если бы фарисеи давали тон обсуждению, то они стали бы оценивать это дело со стороны религиозной. Священники только боятся за себя, опасаются утратить власть и соединенные с нею доходы, если придут Римляне усмирять бунт, какой может произвести новоявленный Мессия. Они согласны пожертвовать для сохранения некотораго подобия иудейской самостоятельности и своего начальственнаго положения даже и такой заветной мечтой израильскаго народа, как Мессия, царь и возстановитель царства Давидова…

49-50. Более смелым решителем судьбы Христа явился Каиафа (см. Матф. XXVI, 3; Лук. III, 2). Скрывая внутренние личные мотивы своего решения он говорят как будто бы руководясь только интересами общегосударственными. Для пользы всей иудейской народности нужно скорее покончить со Христом - вот основная мысль Каиафы.

51-52. По замечанию евангелиста, Каиафа эти слова произнес не по своему личному ограниченному соображению только, а, вопреки своему же-ланию явился в этом случае пророком, предсказав, что Христос умрет за народ, т. е. во благо народа, чтобы, так сказать, доставить народу истинное благо, - искупление от грехов, которое могло быть приобретено только смертию Христа. - Евангелист разсматривает слова Каиафы как пророчество потому, что Каиафа в тот год был первосвященником. Это замечание евангелиста толкуют различно. Одни думают, что евангелист считал первосвященника органом божественнаго откровения и выражение «в тот год» понимают в смысле общаго определения «в то время». Другие же полагают, что евангелист не мог не знать, что во втором храме не было уже урима и туммима, посредством которых первосвященник узнавал волю Божию и являлся таким образом органом божественнаго откровения. По мнению этих толкователей, Иоанн разсматривал Каиафу как приносителя жертвы в праздник очищения. В этот праздник ему предстояло принести жертву за грехи всего народа и Бог таинственным внушением указал ему истинную жертву, какая должна очистить грехи народа и всего человеческаго рода (разсеянных чад Божиих). Такою жертвою и должен был явиться Христос. Из двух этих толкований более естественным представляется первое. Если же Каиафа и не имел урима и туммима, то все же он был в глазах Иоанна представителем Церкви Божией, жизнь которой в то время еще не окончилась, и следов., он мог служить, даже вопреки своему желанию, орудием божественнаго откровения, каким и явился в настоящий раз. Пусть его пророчество осталось непонятым членами синедриона, к которым он обратился с речью - все же оно стало известным и впоследствии приводилось, очевидно, в христианских общинах как доказательство того, что искупительная смерть Христа была предвозвещена устами и представителя иудейской Церкви.

53-54. Члены синедриона согласно положили умертвить Христа, но мер для приведения этого решения в исполнение еще не выработали. Между тем Господь удалялся из Иудеи именно из Вифании в маленький городок северной Иудеи - Ефраим, находившийся в пяти римских милях к востоку от Вефиля (некоторые кодексы читают вместо «Ефраим» слово «Самфурин» - то же, что «Сепфорис», городок Галилеи, - но чтение «Ефраим» имеет за себя более свидетельств). Об Ефраиме упоминается в 2 Пар. XIII, 19, и Нав. XV, 19, как о городе в колене Вениаминовом. Это место находилось по близости к пустыне, у которой упоминается в кн. I. Навина (ХVІ, 1), Христос избрал его, вероятно, в виду того, что отсюда в случае опасности легко было уйти в пустыню. По замечанию архиепископа Иннокентия, «величественная суровость местоположения, вид безмолвной природы (Христос всегда любил обращать на нее внимание) совершенно согласовались с предметами, коими занята была душа Иисусова. Если ученики Его проразумевали и предчувствовали важность наступающих событий, то и для них дни проведенные в Ефраиме были днями размышления, молитв и тайных великих ожиданий. Евангелист не сказывает, чтобы Христос чему нибудь поучал теперь Своих учеников. Ефраимское уединение, кажется, было посвящено Им более Себе Самому, нежели ученикам. Впрочем, ближайшее обхождение с Учителем, воспоминание о всем происшедшем особенно о последних событиях, были сами по себе уже весьма поучительны» (т. IX, стр. 40). К этому мы прибавим, что апостолам, конечно, было уже известно решение синедриона умертвить их Учителя и это служило для них, конечно, главным предметом разговоров.

55-57. В это время приближалась Пасха. Богомольцы прибывала уже в Иерусалим, чтобы здесь путем очищений, под наблюдением хорошо знающих все обряды этих очищений фарисеев, приготовиться ко вкушению пасхи. В самом деле, богомольцы по дороге в Иерусалим, проходя языческими селениями и городами, могли чем нибудь оскверниться совершенно безсознательно и теперь им нужно было спросить у фарисеев, не сделали ли они чего нибудь такого, что может помешать им принять участие в совершении Пасхи. При этом богомольцы из других стран привозили с собою разныя изделия своей страны, которыя пред праздником продавали или на что нибудь променивали. Иудеи, раньше видавшие Христа на праздниках, разговаривают между собою о том, придет ли Он на Пасху. Им, очевидно, уже известно решение, принятое о Христе синедрионом, и они сомневаются, придет ли Христос после этого в Иерусалим. Враги же Христовы с своей стороны, ожидая что Христос явится на праздник, чтобы воспользоваться последствиями, какия имело в народе чудо воскрешения Лазаря, отдают приказ о том, чтобы всякий знающий о местопребывании Христа, какое Он изберет в этот раз, немедленно донес об этом синедриону.