Три богатыря – исторические прототипы. Кем были прототипы трех богатырей (4 фото) Прототип русских сказок о трех богатырях

Репин Илья

Проектная работа для научно-исследовательской конференции. Поиск прототипов былинных богатырей на основе изучения как самих былин,так и их литуроведческих материалов о них

Скачать:

Предварительный просмотр:

ГАОУ РМЭ «Лицей Бауманский»

Тема «Прототипы русских былинных богатырей»

Выполнил: Репин Илья

Руководитель: Мурсалимова И.А.

Город Йошкар-Ола

2017г

Введение…………………..………………………………………………………3

Глава 1. Происхождение былин и история их открытия….……………………5

Глава 2. Прототипы былинных богатырей.……………….…………………….8

2.1. Илья Муромец………………………………………………………………..8

2.2. Добрыня Никитич и Алеша Попович……………………………………...10

2.3. Прототипы «старших» богатырей…………………………………………13

2.4. Прототипы других богатырей……………………………………………...17

Заключение……………………………………………………………………….24

Использованная литература………………………………………………….....25

Введение

Большинство народов имеют в своей фольклорной сокровищнице полу сказки - полу легенды, в которых участвуют и реальные исторические персонажи, и вымышленные, совершаются сверхъестественные подвиги, но при этом упоминаются широко известные географические названия и события. К таким эпосам можно отнести британские легенды о короле Артуре и рыцарях круглого стола, средневековую германскую «Песнь о Нибелунгах», скандинавские «Сказания о Беовульфе». У русского народа такое содержание имеют былины, или старины, как их принято было называть ранее.

Трудно представить человека, который с детства не знает о подвигах трех богатырей – Илья Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича. Даже тот, кто не читал достаточно сложных тексов записанных былин, наверняка смотрел современные мультипликационные фильмы о богатырях. Конечно, они совершенно по-новому интерпретируют подвиги былинных богатырей, в фильме много современных шуток, сленга, сказочных персонажей. Однако неоспоримым является факт, что былинные герои, насчитывающие несколько сотен лет, интересны и сегодня.

Кем же были эти мифические чудо-богатыри - защитники земли русской, гонители врагов и всяческого зла? Да и были ли они реальными людьми или являют собой собирательные образы, которым легенды приписывают невероятную силу и доблесть?

Целью настоящей работы является поиск ответов на эти вопросы, поиск прототипов былинных богатырей на основе изучения как самих былин, так и литературоведческих материалов о них. Большинство трудов по изучению прототипов былинных героев были созданы в XIX-XX в.в., когда былины были открыты, и интерес к ним был особенно высок. Эти, «классические», исследования к настоящему времени неоднократно пересказаны в энциклопедиях и на специализированных сайтах. Из современных исследований следует выделить книгу к.и.н., славяниста Льва Прозорова «Времена русских богатырей», который «переворачивает» представления о былинах. Его выводы очень интересны, однако не бесспорны.

Приступая к анализу материалов, следует отметить, что былины не имеют авторов, как произведения художественной литературы. Их создателем является народ, их исполняли народные сказители, исполняли по памяти, как слышали от своих предков, приукрашивая на свой вкус. Известно не так уж много былинных сюжетов, но вариаций каждого сюжета с различными подробностями, запевами и т.д. имеется несколько десятков, если не сотен.

Глава 1. Происхождение былин и история их открытия

Считается, что слово «былина» происходит от слова быль, т.е. в этих старинных песнях поется о том, что было, о том, что происходило на самом деле. Однако слово «былина» получило широкое распространение в русском языке менее двухсот лет назад. Впервые этот термин был введён Иваном Сахаровым в сборнике «Песни русского народа» в 1839 году. Народное название этих произведений – старина, старинушка, старинка. И это название гораздо полнее отражает содержание былин: ведь в их текстах используется множество устаревших слов, непривычных эпитетов, отсутствует традиционная рифма, часто встречаются повторы. Возможно, И.Сахаров взял термин «былина» из «Слово о полку Игореве», в котором рассказчик ведет речь «по былинам сего времени», противопоставляя их «замышлениям Бояню». Таким образом подчеркивается историчность былин, ведь Бояном именуется певец-сказитель, личность не менее мифическая, чем богатыри.

Впервые былины были изданы в 1804г. в Москве. Это были 26 песен из 70, собранных казаком Киршей Даниловым для уральского богача заводчика Демидова. Затем последовали более расширенные и полные переиздания сборника Данилова. Эпоха романтизма пробудила интерес интеллигенции к народному творчеству и национальному искусству. На волне этого интереса в 1830-1850-е гг. развернулась деятельность по собиранию произведений фольклора, организованная славянофилом Петром Васильевичем Киреевским (1808 – 1856 гг.). Корреспондентами Киреевского и им самим было записано около сотни былинных текстов в центральных, поволжских и северных губерниях России, а также на Урале и в Сибири.

Настоящим потрясением для научного мира стало открытие в середине XIX в. живой традиции былинного эпоса, причем недалеко от Санкт-Петербурга – в Олонецкой губернии. Честь этого открытия принадлежит Павлу Николаевичу Рыбникову (1831–1885 гг.), народнику, высланному в Петрозаводск под надзор полиции. Ободренные находкой П. Н. Рыбникова, отечественные фольклористы во 2-й половине XIX – начале XX вв. предприняли множество экспедиций, в основном на Русский Север, где были открыты новые очаги сохранности песенного эпоса и от сотен сказителей сделаны записи тысяч былинных текстов (всего исследователь эпоса профессор Ф. М. Селиванов насчитывал к 1980 г. около 3000 текстов, представляющих 80 былинных сюжетов). Заслуга этих собирателей заключается в их стремлении к максимальной точности записи и указании, у какого сказителя сделана запись.

Условно былины делятся на два цикла - киевский и новгородский. При этом с первым связано значительно большее количество персонажей и сюжетов. События былин киевского цикла приурочены к стольному городу Киеву и двору князя Владимира, былинный образ которого объединил воспоминания по меньшей мере о двух великих князьях: Владимире Святом (ум. 1015 г.) и Владимире Мономахе (1053–1125 гг.). Герои этих старин: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович, Михайло Потык, Ставр Годинович, Чурило Пленкович и др., основная тема - защита Русской земли от южных кочевников. Да и большинство известных нам былин складывалось в эпоху Киевской Руси (IX-XIII в.в.). К новгородскому циклу относятся сюжеты о Садко и Василии Буслаеве.

Также существует разделение на «старших» и «младших» богатырей. «Старшие» - Святогор и Вольга (иногда также Микула Селянинович), представляют собой останки догосударственного эпоса времен родового строя, олицетворяют старинных богов и силы природы – могучие и часто разрушительные. Когда время этих исполинов проходит, им на смену приходят «младшие» богатыри. Символически это отражено в былине «Илья Муромец и Святогор»: древний воин умирает и Илья, похоронив его, отправляется на службу князю Владимиру.

В науке существует несколько подходов к изучению русского эпоса, основные из них – мифологический, исторический и компартивистский. Представители мифологической школы (Буслаев, Афанасьев, Орест Миллер) полагали, что былины первоначально возникали как мифы о божествах и, таким образом, возводили их к глубочайшей древности. Владимир, прозванный в былине Красным солнышком, рассматривался как древнее божество солнца, Илья Муромец – как бог-громовержец и т.д. Согласно взгляду компартивистов (так называемое сравнительно-историческое языкознание), эпические сюжеты «кочуют» от одного народа к другому. Будучи созданными в определенном месте и в определенную эпоху, они путем заимствования переносятся в другие земли, где могут приобрести некоторые местные черты. Однако основная канва сюжета все же остается и может быть узнана. Русские былины представители этой научной школы возводили к эпосу восточных, азиатских народов, либо к заимствованиям из Византии или Западной Европы. Представители исторической школы во главе с Всеволодом Миллером считали, что эпос отражает и регистрирует события той эпохи, в которую он создан. Былины рассматриваются как своего рода устная историческая хроника, подобная письменной хронике – летописям. При этом летопись, однажды записанная, не претерпевала изменений, а былины при многовековой устной передаче могли довольно сильно исказить исторические реалии. Изучая летописные тексты, ученые с великим старанием выискивали в них параллели былинным событиям и персонажам. Так, были названы исторические лица, легшие в основу образов Добрыни Никитича, Ильи Муромца, Садко и других богатырей.

Итак, кто же стал прототипом былинных богатырей?

Глава 2. Прототипы былинных богатырей

2.1. Илья Муромец

В русском былинном эпосе – это «главный», самый могучий богатырь. Он стал воплощением идеала мужественного, честного, преданного Родине, народу человека. Его не страшат несметные силы врага, не страшит даже сама смерть! Чтобы подчеркнуть силу героя, величие подвига, сказители изображают его сражающимся в одиночку против вражьих сил, которых «черным-черно, как черных воронов»...

В образе Ильи Муромца наиболее ярко и выразительно воплощена основная идея былин - идея защиты родной земли. Именно он чаще других богатырей выступает как отважный и сознающий свой долг страж Русской земли. Он чаще других стоит на заставе богатырской, чаще других вступает в бой с врагами, одерживая победу.

Илье свойственно чувство собственного достоинства, которым он не поступится даже перед князем. Он защитник Русской земли, защитник вдов и сирот. Он ненавидит «бояр кособрюхих», говорит всем правду в лицо. Обиду он забывает, а когда речь идет о беде, нависшей над родной землей, призывает других богатырей встать на защиту не князя Владимира или княгини Опраксы, а «ради матушки-свято-Русь земли».

Лучшее свидетельство огромной популярности в народной среде образа Ильи Муромца - количество былин и былинных сюжетов о нем. Именно этому образу суждено было стать центральным в русском эпосе, воплотить в себе лучшие идеалы и чаяния народа, его понятия о добре и зле, о бескорыстии, о верности родной земле, о богатырской удали и чести. Никто из богатырей - ни Добрыня Никитич, ни тем более Алеша Попович - не могут сравниться в этом отношении с Ильей Муромцем.

Илья Муромец – единственный богатырь, причисленный к лику святых, он был канонизирован в 1643 году как Илия Печерский. Его нетленные мощи, хранившиеся в Киево-Печерской Лавре, в 2003 году были переданы храму Святителя Дмитрия Ростовского (Ростов-на-Дону), где им можно поклониться и поныне.

Трижды (в 1963, 1982 и 1988 годах) учеными были проведены исследования мощей преподобного Ильи Муромца. Врачи констатировали следы заболевания позвоночника (согласно былине, Илья не ходил до 33 лет), исключительное развитие мышц плечевого пояса и огромные кисти рук (он вынужден был долгое время передвигаться, используя только руки). Рост Ильи должен был составлять около 178 см, что по стандартам той эпохи очень много! На мумии обнаружены следы многочисленных прижизненных переломов ребер и двух ран, от которых богатырь уже не оправился, – на руке и в области сердца. В момент смерти ему было около 40–45 лет. На основании останков была выполнена скульптурная реконструкция облика героя по методу антрополога Герасимова.

Но даже эти исследования не ответили на вопрос, кто же был прототипом Ильи Муромца. Сторонники мифологической школы считают, что богатырь Илья Муромец – это олицетворенный языческий бог Перун, а в последствии пророк Илья Громовержец. Но тогда чьи же останки покоятся в храме?

Между тем, в зарубежных источниках имя Ильи давно известно. Например, в германских эпических поэмах, записанных в ХIII веке, но основанных на еще более ранних эпических сказаниях, упоминается Илья Русский. В поэме «Ортнит» рассказывается о царствующем в Гарде короле Ортните и о его дяде по материнской линии Илье Русском. Но все это отдаленные и весьма условные параллели. В русских летописных и литературных источниках не сохранилось сведений об Илье Муромце.

Первые известия о богатырских мощах в Киево-Печерской лавре также не называют их обладателя Муромцем. Посол австрийского императора Рудольфа II к запорожцам, иезуит Эрих Лясотта, первый описывает в 1594 году останки «исполина Ильи Моровлина». Двадцатью годами ранее, вне связи с мощами и лаврой, оршанский староста Филон Кмита Чернобыльский в письме Троцкому кастеляну Остафию Воловичу упоминает былинного богатыря Илью Муравленина.

Еще в конце XIX - начале XX века русские ученые Д.И. Иловайский и Б.М. Соколов убедительно доказали, что причиной превращения Муравленина в крестьянского сына Муромца стало появление в начале XVII века сподвижника известного повстанца Ивана Болотникова, казака-самозванца Илейки Иванова сына Муромца, выдававшего себя за несуществующего «царевича Петра». Многочисленные местные муромские легенды, связывающие названия урочищ, возникновение родников и пригорков с деятельностью Ильи Муромца, изначально, видимо, посвящались именно разбойному казаку. Подобные «борцы за народное счастье», гиганты вроде Степана Разина, Емельяна Пугачева были в Российской империи любимыми героями народных преданий и песен.

Скорее всего, в древние времена на Руси действительно существовал некий богатырь Илья, останки которого и хранятся в храме. Вероятно, был он низкого происхождения, с раннего детства приученный к тяжелой работе, отчего и имел чрезвычайно развитую мускулатуру, большие руки. Из-за низости происхождения не имеется описаний его жития. А мощи его были сохранены после какого-либо подвига (хотя бы участия в отражении набега кочевников), который поразил современников и стал для Ильи последним. А затем народная фантазия провела параллель между Перуном – пророком Ильей – богатырем Ильей – другими народными предводителями, создав собирательный, объемный образ богатыря-защитника, ставший самым популярным былинным героем.

2.2. Добрыня Никитич и Алеша Попович

Безусловно, образ Добрыни тоже является собирательным, хотя у этого богатыря имеются реальные прототипы. Считается, что былинный Добрыня – это знаменитый дядя князя Владимира Святославовича, посадник новгородский, а затем воевода Киевский, рассказы о котором есть и в «Повести временных лет», и в других летописных источниках. Однако русские летописи упоминают, по крайней мере, семь Добрынь:

В сведениях по Х век упоминается несколько раз Добрыня, дядя Владимира I Святославовича;

По ХI век - Добрыня Рагуилович, воевода Новгородский;

По ХII век - новгородский посадник Добрыня, киевский боярин Добрынка и суздальский боярин Добрыня Долгий;

По ХII - век Добрыня Галичанин и Добрыня Ядрейкович, епископ новгородский.

Кроме того, имя «Добрыня» было одним из самых распространенных на Киевской Руси.

Объединяет всех перечисленных Добрынь одно: все они занимали государственные посты, были людьми знатного происхождения и высокого социального статуса. Эти факты нашли свою трактовку в былинах. Добрыня, хотя и уступает Илье Муромцу в силе, признает его первенство, отличается от «главного» богатыря сдержанностью, тактичностью, дипломатическим складом ума. Человеческие качества Добрыни определяются тем свойством, которое в былинах именуется «вежеством», которое «роженное», то есть врожденное, а не внешне приобретенное и потому нередко утрачиваемое.

Былинная «биография» Добрыни Никитича разработана в русском народном эпосе даже более тщательно, чем Ильи Муромца. Известно имя Добрыниной матери - Амельфа Тимофеевна, отца - Никита Романович; жены - Настасья Микулична (кстати, дочери другого богатыря – Микулы Селяниновича); тетушки крестовой - Авдотья Ивановна. Все это свидетельствует о том, что образ Добрыни имел реально живущих прототипов, запомнившихся людям. С этим богатырем в песенно-эпический фольклор вошел тип общественного деятеля, который целиком связал свои подвиги, дела и помыслы с укреплением могущества Киевской державы - залога самостоятельности и единства Русской земли и русского народа.

Алеша Попович, в отличие от старших собратьев по оружию, еще молод, любит шутить и озорничать. Алеша – образ этакого рубахи-парня, смелого и доброго, который, когда требуется, становится серьезным и, не колеблясь, встает на защиту Отечества. Хотя в некоторых былинах отмечается его жадность, стремление забрать себе лучшую долю добычи. Вероятно, этому служит причиной прозвище – Попович. Из-за него негативные черты некоторых церковников переносятся на богатыря.

Прототип Алеши Поповича упоминается в летописях в связи со знаменитой Калкской битвой: на этом поле погиб ростовский богатырь Александр Попович вместе с другими 70 «храбрами», в том числе с каким-то «Добрыней Рязаничем - златым поясом». Ученые уже давно установили тождество этого Александра Поповича с былинным Алешей Поповичем (тем более, что уменьшительное Алеша одинаково производилось и от Алексея и от Александра). В былине о Камском побоище среди гибнущих в битве богатырей тоже называется Алеша Попович. Летописные сказания донесли до нас мотивы о наказанном хвастовстве двух «братьев суздальцев», в которых можно усматривать суздальских хвастливых князей Юрия и Ярослава, побежденных ростовским князем Константином в битве при Липице (1216), причем Тверская летопись приписывает решающее значение в этой битве «храбру» Константина - Александру Поповичу.

Есть исследования, которые ведут родословную Алеши из Польши. В «Великой хронике» поляков сохранилось предание о неком «ткаче», наследнике рода Попелюшей, который одолел Александра Македонского не силой, а «хитростью и подвохом», В честь этого подвига герой получил имя-прозвище Лешко, то есть обманщик, плут. Алеша Попович тоже не чурается использовать хитрость и подвох ради победы над врагом. Имена Алешка Попович и Лешко Попелюш кажутся созвучными. А в словаре живого великорусского языка Владимира Даля указывается, что в русских диалектах алёха, алёшка обозначает лгуна, хвастуна, «алёшки подпускать» - обманывать. Как греческое имя Алексей могло получить такое значение, как не по созвучию с более древним Лешко - «плут, обманщик, лгун»? Популярностью же своей эта трактовка имени обязана явно былинному образу плута и обманщика Алешки-Лешки Поповича-Попелюша.

Однако, нам больше верится русским летописям, чем польским сказкам, которые, к тому же, сделали свои персонажем Александра Македонского, жившего задолго до возникновения былин. Следовательно, Алеша Попович действительно имел реального прототипа, как и Добрыня. Сведений о нем сохранилось очень мало, но понятно, что он был родом из Ростова и погиб еще молодым в одной из битв.

2.3. Прототипы «старших» богатырей

Первым богатырем, с которым встречается Илья Муромец, отправляясь на службу к Владимиру, был Святогор. Он передал Илье часть своей силы и повелел забрать свой меч.

Святогор в эпосе является огромным великаном, «выше леса стоячего, ниже облака ходячего»; его с трудом носит мать-сыра земля. Он не ездит на святую Русь, а живёт на высоких Святых горах; при его поездке мать-сыра земля потрясается, леса колышутся и реки выливаются из берегов. Поэтому непонятно, защищал ли Святогор русскую землю или приносил ей больше вреда, из-за чего сказители старин и решили его умертвить, поставив его преемником менее сильного Илью, но имеющего гораздо более ясные цели: защита и оберег Отечества.

Прообраз Святогора встречается в кавказских легендах под именем нарта Сослана, сказание о чудесном гробе, из которого не мог выбраться богатырь, присутствуют у украинцев, кашубов, итальянцев, цыган, мадьяр, в Древнем Египте. Есть версия, что Святогор – это библейский Самсон.

Однако более вероятным кажется мнение, что прототипом Святогора был русский князь Святослав, сын княгини Ольги. Во-первых, имена созвучны. Во-вторых, Святослав, как и Святогор, очень редко бывал на родине. Святослав стремился завоевать и присоединить к Руси новые земли, укрепить границы, но пока он воевал на чужбине, на Русь неоднократно совершали набеги половцы и однажды чуть даже не пленили в Киеве княгиню Ольгу с внуками. Поэтому и непонятно, больше вреда или пользы приносили для Руси бранные подвиги Святослава.

Есть и еще один аргумент. Святослав был веротерпимым князем, но принимать христианство, как учила его мать Ольга, отказывался. Поэтому логичным кажется то, что его былинный образ Святогор своевременно окончил свой земной путь, передав свою силу христианину Илье. Так как на Руси грамотой обладали в основном монахи, которые не только записывали летописи, но и формировали эпос с идеологически верным содержанием, то вполне естественно, что вместе со Святогором они похоронили последние остатки язычества.

Истинный сын земли русской - Микула Селянинович, крестьянин-пахарь. У него и отчество соответствующее – сын селянина, а в других прочтениях - Сеятелевич, Селягинович (сельга, старинное слово, обозначающее нивы, запущенные под траву и лес). Пахать поросшую лесом и травой сельгу было крайне трудно: приходилось постоянно наскакивать на коренья деревьев, хотя еще не слишком глубокие, - и действительно из былины видно, что Микула Селянинович орал (пахал) не ниву, а сельгу, так как вывертывал сохой коренья.

Однако былины упоминают необычайно дорогие наряды пахаря Микулы. Это дает повод искать прототипов богатыря в европейских и более древних сказках, где образ царя-пахаря встречается нередко. Плуг сам по себе был предметом культа - существовал обычай ходить на Коляду с плугом, чествуя его. Это дает основания полагать, что прототипом Микулы было славянское языческое божество Велес (Волос) – покровитель скота, земледелия, крестьянского труда. Но гораздо более интересное исследование делает Л.Прозоров. По его мнению, Микула не пашет, а опахивает (определяет границы) своему народу земли для житья, ограждающий его валом и рвом борозды от земель недоброжелательных соседей. Такая прерогатива была в древности у очень могущественных и родовитых князей. Далее, беседуя с Вольгой, Микула заявляет, что соберет пир. А в былинах организация пира есть монополия князя. Фактически своим заявлением Микула оглашает свой статус. «Я устраиваю пиры» - то есть «Я князь!».

Итак, в речи Микулы три слоя. Первый - обманчиво-буквальный: заявление, что он собирается вырастить и снять урожай ржи, наварить из него пива и устроить пир. Второй - заявляя о себе как организаторе пира, Микула иносказательно сообщает о своем княжеском достоинстве. Но он скорее опахивает, нежели пашет, и никакого урожая и пира в буквальном смысле ожидать не приходится. Третий смысл раскрывает последние загадки. Речь Микулы оказывается мрачной похвальбой воина, грозящего кровавым «пиром» врагам. Этим он вторично подтверждает свое подлинное происхождение. Микула, богатырь-землепашец, оказывается могущественным князем и великим воином. Но князем какого конкретно племени или союза племен был Микула?

К сожалению, нет возможности установить это племя по этнографическим, антропологическим или иным особенностям этого ареала. Можно лишь догадываться, что оно населяло северо-западные земли, так как в киевском, более южном, цикле былин Микула не упоминается вообще. Самое близкое к образу Микулы предание (князь-пахарь, опахивающий пределы своей земли), это белорусское предание о Радаре. В былине о Микуле встречается очень близкое фонетически слово «ратарь» (пахарь). Белорусы же ближе всего к области распространения былин чисто географически. В сложении белорусского этноса принимали участие два племенных союза - дреговичи и кривичи. Но именно кривичи составляли один из трех племенных союзов, упоминаемых в сказании о призвании варягов. Именно кривичи заселяли, судя по археологическим данным, один из трех концов древнего Новгорода. Таким образом, представляется вероятным видеть в Микуле героя кривичей, а в былине о его встрече с Вольгой - предание о столкновении на севере Восточной Европы двух колонизационных потоков, двух способов колонизации - общинной, земледельческой («отпахивание» земли Микулой) колонизации кривичей и дружинной, так сказать, прото-разбойниьей колонизации варяжских предков словен. За встречей последовало объединение, союз для совместного, в частности, господства над «мужиками злыми, разбойными» из местных, преимущественно охотничьих, племен.

А впоследствии военный союз племен был скреплен брачными связями. Две дочери Микулы были замужем за русскими богатырями из киевского цикла: Настасья – за Добрыней, Василиса – за Ставром Годиновичем. Причем последняя явилась героиней самостоятельной былины.

Соответственно, столь же мифичен прототип богатыря Вольги. Основными отличительными чертами этого героя являются способность к оборотничеству и умение понимать язык птиц и зверей. Поэтому иногда Вольгу отождествляют с Волхвом, кудесником или Волхом, древнеславянским богом охоты.

Сторонники «исторической школы» в изучении былин полагают, что прототипом былинного Вольги был князь Всеслав Полоцкий, которого молва считала чародеем, активно участвовавший в междоусобной борьбе, посягавший на Новгород и Киев. Одно время было принято отождествлять Вольгу Святославича с Вещим князем Олегом, княжившим после Рюрика. Отождествление основывается на сходстве имен, поход Олега на Царьград соотносили с походом Вольги в Индию, а в рождении Вольги от змеи находили подобие смерти Олега от змеи же. Существует мнение, что прототипом Вольги мог быть князь Олег древлянский, однако он погиб примерно в 20-летнем возрасте и ничем особенным в летописях не отмечен.

2.4. Прототипы других богатырей

Одним из самых древних былинных богатырей является Полкан. Но это вовсе не собака, как можно было бы подумать по имени. Полкан – это сокращенное «полуконь», полконя, то есть в русском былинном эпосе присутствует кентавр - дух со сверхъестественной силой и невообразимой прыткостью бега, имеющий до пояса человеческое телосложение, а ниже пояса телосложение коня. Упоминания о кентаврах в русской письменной традиции начинаются с XI века. Известны многочисленные изображения кентавров, например, на стенах Дмитриевского собора во Владимире (1194г.) или на стенах Георгиевского собора в Юрьеве-Подольском (1230г.). Во время сражений эти отважные и воинственные создания часто выступали на стороне русичей и потому почитаются наравне с великими воинами и князьями.

Мало известно о прототипах Никиты Кожемяки и Ставра Годиновича.

Никита Кожемяка - герой народной сказки времен Киевской Руси, записанной в нескольких вариантах в разных областях Украины, Беларуси и России. Относясь к широко распространённому сюжету змееборства, сказки о Кожемяке имеют ту специальную черту, что герой-змееборец раньше совершения обычного подвига - убиения змея и освобождения царевны - даёт доказательства своей богатырской силы, разрывая несколько сложенных вместе бычьих шкур.

Главный интерес сказки о Никите в том, что древность её на русской почве засвидетельствована первоначальной летописью - рассказом о юном богатыре, поборовшем при Владимире Святом печенежского великана, в память чего будто бы Владимиром был построен г. Переяславль («зане перея славу отрокот»). Заявляя о необычайной силе своего сына, отец его рассказывает, что однажды он бранил сына, в то время, когда тот мял кожи: сын, раздражённый отцовской бранью, разорвал кожи руками. Владимир испытывает силу юного богатыря, выпустив против него разъярённого раскалённым железом быка: юноша вырывает у быка кусок мяса с кожей. Далее описывается в эпических чертах бой богатыря с печенежским великаном. Впоследствии исторические черты народного сказания были забыты; герой получил имя Никиты или Кирилла и борется уже не с историческим врагом, а с фантастическим существом, змеем, похитителем девиц.

Ставр Годинович - былинный персонаж, в наиболее известной версии - черниговский боярин. Заточение Ставра князем Владимиром - исторический факт 1118 года: в Новгородской первой летописи кратко и неясно сообщается о каких-то беспорядках в Новгороде, вызвавших гнев Великого князя Владимира Мономаха. Из контекста ясно, что Мономах устроил полномасштабное следствие в Киеве, вытребовав туда всех новгородских бояр; большая часть была отпущена, а признанные виновными в беспорядках заточены, а с ними и сотский Ставр (вина которого летописцем не указывается). Кроме того, имя боярина Ставра Гордятинича упомянуто в одном из граффити XII века на стенах Киевского Софийского собора. Но в былине о Ставре сам богатырь играет второстепенную роль. Главная отводится его жене Василисе, дочери богатыря Микулы Селяниновича, которая при помощи своих талантов, храбрости и хитрости вызволила мужа из темницы.

Следующие былинные герои – Василий Буслаев, Евпатий Коловрат, Пересвет – имеют вполне реальных исторических прототипов.

Так, историческим прототипом первого героя считается новгородский посадник Васка Буславич, умерший, согласно Никоновской летописи, в 1171 году. В старину посадниками называли княжеских наместников, но к 1171 году Господин Великий Новгород уже сам выбирал себе посадника. Наряду с владыкой-архиепископом и главой новгородского ополчения – тысяцким – посадник возглавлял всё Новгородское государство. Вместе с ними посадник закладывал города на новгородских землях, ведал городской казной, отправлял и принимал посольства, вершил суд и руководил вечем. Он распределял начальства, всех этих старост, побережских, сотских, подвойских, позовников, изветников, межников, биричей и приставов, по «волостям» - подчиненным Новгороду землям. У посадника была своя печать и своя дружина, а жалование он получал с особого налога.

Правда, согласно исследованиям Л.Прозорова, новгородские летописи ни о каком Буслае не упоминают, а Никоновская летопись – московская. И в списках посадников вольного Новгорода от легендарного Гостомысла до последних, правивших последние десятилетия новгородской вольности, про былинного героя молчат.

Тем не менее, в былинах Василий Буслаев остался идеалом молодецкой безграничной удали. И олицетворяет, скорее всего, могущество самого вольного Новгорода.

А что касается Евпатия Коловрата, то известны даже годы его жизни - 1200 - 11 января 1238. Он был рязанским боярином, воеводой, вошел в эпос как герой рязанского народного сказания XIII века, времён нашествия Батыя. О подвиге Евпатия рассказано в древнерусской «Повести о разорении Рязани Батыем».

Родился Евпатий, по преданию, в селе Фролово Шиловской волости. Находясь в Чернигове с посольством с просьбой о помощи Рязанскому княжеству против монголов и узнав об их вторжении в Рязанское княжество, Евпатий Коловрат с «малою дружиною» спешно двинулся в Рязань. Но застал город уже разорённым «…государей убитых и множество народу полёгшего: одни убиты и посечены, другие сожжены, а иные потоплены». Тут к нему присоединились уцелевшие «…коих Бог сохранил вне города», и с отрядом в 1700 человек Евпатий пустился в погоню за монголами. Настигнув их в Суздальских землях, внезапной атакой полностью истребил их арьергард. «И бил их Евпатий так нещадно, что и мечи притуплялись, и брал он мечи татарские и сёк ими». Изумлённый Батый послал против Евпатия богатыря Хостоврула, «…а с ним сильные полки татарские». Хостоврул обещал Батыю привести Евпатия Коловрата живым, но погиб в поединке с ним. Несмотря на огромный численный перевес татар, в ходе ожесточённой битвы Евпатий Коловрат «…стал сечь силу татарскую, и многих тут знаменитых богатырей Батыевых побил…». Есть предание, что посланец Батыя, отправленный на переговоры, спросил у Евпатия - «Что вы хотите?» И получил ответ - «Умереть!». Согласно некоторым преданиям, монголам удалось уничтожить отряд Евпатия только с помощью камнемётных орудий, предназначенных для разрушения укреплений. Поражённый отчаянной смелостью, мужеством и воинским искусством рязанского богатыря, Батый отдал тело убитого Евпатия Коловрата оставшимся в живых русским воинам и, в знак уважения к их мужеству, повелел отпустить их, не причиняя им никакого вреда.

В некоторых редакциях «Повести» указывается отчество Евпатия - Львович и рассказывается о торжественных его похоронах в Рязанском соборе 11 января 1238 года.

Александр Пересвет (? - 8 сентября 1380) - легендарный монах-воин, инок Троице - Сергиевского монастыря. Вместе с Родионом Ослябей участвовал в Куликовской битве и сразил в единоборстве перед основным сражением татарского богатыря Челубея, погибнув при этом сам. В Русской православной церкви причислен к лику святых.

Некоторые источники указывают, что Пересвет родился в Брянске и до пострижения в монахи был боярином. Возможно, участвовал в ряде походов и боёв. Житие Пересвета и Осляби сообщает, что они были учениками и постриженниками Преподобного Сергия Радонежского.

Согласно житию преподобного Сергия Радонежского, перед Куликовской битвой князь Димитрий в поисках духовной поддержки отправился к нему в монастырь за благословением. Татары в то время считались непобедимыми, а имя преподобного Сергия, как праведника и чудотворца, было прославлено по всей Руси. Благословение такого человека должно было вселить надежды во всех воинов. Преподобный Сергий не только благословил князя, но и отправил с ним двух иноков княжеского рода, хорошо владеющих оружием. Этими иноками были Александр Пересвет и Родион (имя в иноческом постриге) Ослябя, которых преподобный Сергий перед этим постриг в Великую схиму (высший монашеский чин) и заживо отпел.

По преданию, перед битвой Пересвет молился в келье отшельника при часовне святого воина великомученика IV века Димитрия Солунского, где впоследствии основан мужской Димитриевский Ряжский монастырь, что в 7 км от г. Скопина. Помолясь, Пересвет ушёл, оставив свой яблоневый посох. Этот посох после революции хранился в краеведческом музее г. Рязани.

По наиболее распространённой версии, перед началом битвы Пересвет участвовал в традиционном «поединке богатырей». Со стороны татар ему противостоял богатырь Челубей, который не только отличался огромной силой, но и особым мастерством военной выучки. Некоторые источники указывают, что Челубей был непобедимым воином-поединщиком, которого татарские войска наняли специально для подобных поединков. Оба противника были на конях, вооружение составляли копья. После первого же столкновения копья обоих переломались, после чего оба поединщика рухнули на землю и скончались.

Существует также другая версия поединка, в соответствии с которой Пересвет и Челубей пронзили друг друга копьями. В соответствии с этой версией, копьё мастера конных поединков Челубея было на метр длиннее обычного. Вступая с ним в бой на копьях, противник не мог даже нанести удар, как уже оказывался побеждённым и выпадал из седла. Александр Пересвет пошёл вопреки логике поединка - сняв с себя доспехи, он остался лишь в одной Великой схиме (монашеская накидка с изображением креста, надевается поверх монашеской одежды). Сделал он это для того, чтобы копьё противника, пройдя сквозь мягкие ткани тела на большой скорости, не успело вышибить его из седла и тогда он смог бы нанести удар сам, что и произошло в бою. Получив смертельную рану, он продолжал оставаться в седле, смог сам доехать до строя и только там умер.

Сразу после гибели поединщиков началась сама битва - татарская конница атаковала Передовой полк русских войск.

И, наконец, двое последних из наиболее известных былинных богатырей относятся к сказочным персонажам. Это Бова Королевич и Садко. Бова Королевич - герой русского фольклора, богатырской повести, а также многочисленных лубочных произведений ХVI века. Повесть является аналогом средневекового французского романа о подвигах рыцаря Бово д’Антона, известного так же с XVI в. в лубочных итальянских изданиях поэтических и прозаических произведений. Старейший русский вариант этого романа датирован ХVI в., старейший вариант французского романа, дошедший до наших дней - «Бэв из Антона», датируемый первой половиной XIII века, написан на англо-нормандском диалекте. Наряду с русской повестью о Бове, аналогичные произведения были созданы и на многих других европейских языках, например, английский роман «Бэв из Антона».

Из всех рыцарских и авантюрных произведений, бытовавших на Руси в допетровское время, повесть о Бове пользовалась наибольшим успехом. Известно около 100 рукописей и около 200 лубочных изданий, последние из которых выходили даже после революции в 1918 году. Образ Бовы был очень популярен в народном фольклоре.

Споры о происхождении Садко, певца и гусляра, а впоследствии купца, попавшего в подводный мир, ведутся до сих пор. Садко сравнивают с героем французского романа по имени Садок, сброшенного в море за грехи, с певцом Вяйнамененом, героем финно-угорского эпоса, играющим для морского бога. Некоторые исследователи считают прототипом Садко героя новгородской летописи 1167 года Садко Сытинца, заложившего церковь Бориса и Глеба.

«Садко» отличается от большинства героических древнерусских былин и мирным сюжетом, и родом занятий главного героя, и сказочно-фантастическим эпизодом в подводном царстве, счастливый исход из которого герою помогает совершить почитаемый христианский святой Микола, покровитель мореходов.

Заключение

Былинных богатырей можно разделить на несколько групп по наличию у них прототипов и их характеристикам.

Первая группа – это богатыри, являющие собой широкий собирательный образ, объединяющий черты языческих славянских божеств, христианских святых, древнерусских князей, реально живших могучих и отважных людей. К этой группе богатырей можно отнести Илью Муромца, Святогора, Микулу Селяниновича, Вольгу.

Следующая группа богатырей – Добрыня Никитич, Алеша Попович, Василий Буслаев, Никита Кожемяка, Ставр – имеют в качестве прототипов нескольких реально живших богатырей и воинов, о которых сохранились лишь небольшие упоминания в летописях.

Есть и такие богатыри, которые имели лишь одного прототипа – Евпатий Коловрат, Пересвет. Их подвиги настолько поразили современников, что были воспеты в былинах.

Есть группа богатырей – сказочных персонажей: Садко, Полкан, Бова Королевич.

Однако былина не делит богатырей на группы. Былина создает особый фантастический, героический мир. Былины не имеют четкой последовательности и не придерживаются хронологии, поэтому в былинах нередко встречаются богатыри из разных земель и разных времен.

В целом, образ былинного богатыря – это образ защитника земли русской, бесстрашного и могучего воина, смелого, справедливого. Для русского народа, практически постоянно живущего под страхом то набегов кочевников, то западных рыцарей, богатырь был символом защитника, на которого уповали и стар, и млад.

(дата обращения 12.08.2013).

  • Три богатыря: былины /Сост.: В. Гришин; Худож. И.Е. Щукин. – Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1982. – 200 с.
  • Энциклопедический словарь юного литературоведа / Сост. В.И.Новиков. М.: Педагогика, 1988. – 416 с.
  • Прототипы 'Трёх богатырей' Васнецова

    История мировой живописи знает не так уж много картин, созданию которых художник посвящал бы значительную часть своей творческой жизни. К числу таких полотен принадлежат 'Богатыри' ('Три богатыря') Виктора Михайловича Васнецова. Мало кто знает, что богатыри, изображенные на картине, являются не только героями русского народного фольклора, но и реально жившими людьми!

    Из богатырей, изображенных на картине, наиболее известен, пожалуй, Илья Муромец, располагающийся по центру композиции. В истории он известен как святой преподобный Илья Муромец Печерский (скончался ориентировочно в 1188 году), уроженец города Мурома. Он герой ряда русских былин, возникших в XII-XIII веках, и германских народных сказаний XIII века.

    В 1988 году Межведомственная комиссия Минздрава УССР провела всестороннюю экспертизу останков богатыря, которые до сих пор хранятся в Киево-Печерской лавре. Ученые выяснили, что Илья умер в возрасте 40-55 лет от колотой раны сердца (по характеру повреждений можно судить, что вражеское копье, пробив щит и кисть Ильи, вонзилось прямо в грудь), а в юности страдал параличом нижних конечностей (вот почему он тридцать лет и три года лежал на печи).

    Родом Илья был из крестьян. Несмотря на то что он своими ратными подвигами снискал у князя Владимира и его приближенных большое уважение, они иногда все-таки подчеркивали это социальное неравенство. Например, Владимир вдруг 'забывает' пригласить Илью на пир или дарит ему не ценные подарки, как боярам, а всего лишь татарскую шубу. Сознавая свои заслуги перед землей Русской, Илья не стесняется за такое отношение к себе прилюдно обзывать Владимира дурнем, стрелять из лука по золоченым маковкам его дворца, а также будоражить простолюдинов. Впрочем, все это ему сходит с рук - ведь он же как-никак герой!

    По правую руку от Ильи Муромца сидит на коне Добрыня Никитич. Исторический прототип Добрыни определить сложно: все дело в том, что Добрынь в былинах было сразу несколько. Так, в Тверской летописи рядом с Алешей Поповичем упоминается его товарищ Добрыня (Тимоня) Златопояс, а в Никоновской летописи упоминаются Алеша Попович, его слуга Тороп и Добрыня Разанич Златый Пояс. Впрочем, версия о том, что былинный Добрыня мог иметь связь с историческим дядей князя Владимира, кажется наиболее правдоподобной. Об этом говорит, в частности, былина о добывании Добрыней невесты Владимиру.

    В основу этой былины, судя по всему, легло событие, отмеченное летописью 980 года, а именно сватовство Владимиром дочери Рог-волда Полоцкого Рогнеды. Сходство налицо: во-первых, действие происходит в земле, находящейся на западе (по летописи - в Полоцкой области, по былине - в земле Литовской). Во-вторых, на сватовство невесты приходит отказ, и невеста добывается насилием, причем главную роль здесь играет Добрыня, по летописи разбивший Рогволда и овладевший Полоцком, а по былине порубавший всех татар до единого.

    По левую руку от Ильи Муромца располагается Алеша Попович, в летописях именующийся исключительно Александром Поповичем. Александр - настоящий воин. Он участвовал в целом ряде значительных сражений, и не просто участвовал, а показывал чудеса воинского искусства и силы. Например, он бесстрашно бился на реках Иш-не и Узе против войск Юрия, младшего брата Константина (который, в свою очередь, был старшим сыном великого князя Всеволода Юрьевича). Участвовал Попович и в знаменитой Липецкой битве.

    После смерти своего покровителя Константина Александр Попович собрал своих друзей у гремучего колодца на реке Узе и выдвинул предложение - поступить на службу к великому Киевскому князю Мстиславу Романовичу Храброму, вместо того чтобы, не щадя живота своего, участвовать в мелких сварах разных князей. Идея всем понравилась, а Мстислав Романович очень обрадовался, получив подобное подкрепление. Но, как видно из истории, радовался он недолго - в битве с татарами на реке Калке 31 мая 1223 года он потерпел поражение, причем Попович там пал вместе со своими семьюдесятью давними друзьями.

    В былинах Алеша Попович вначале предстает в образе могучего бесстрашного воина (как оно и было), но позже, видимо, под влиянием прозвища Попович (сын попа) Алеше народная молва начинает приписывать другие черты - коварство, хитрость, склонность к обману и любовным похождениям. Это нашло свое отражение и на картине Васнецова - Алеша изображен там едва ли не субтильным юношей, постреливающим издалека во врагов из лука (хотя из него согласно былинам за милую душу палили все три богатыря, и это не считалось чем-то зазорным).

    Если, учитывая все приведенные выше данные, окинуть свежим взором картину, то мы поймем, что все три богатыря не могут изображаться в том виде, в котором они изображены. Если мы примем возраст Ильи Муромца за эталон, получится, что в то время Добрыня Никитич должен уже быть седобородым стариком, а Алеша Попович - мальчиком.

    Но это еще не все. Теперь давайте разберемся, с чем же изображены на картине былинные богатыри.

    Центральная фигура композиции - Илья Муромец - имеет при себе булаву и копье. Виктор Михайлович Васнецов, видимо, хотел тем самым подчеркнуть физическую мощь богатыря. Однако булава была не основным, а вспомогательным оружием Ильи и служила для нанесения быстрого, неожиданного удара в любом направлении. Основным же оружием Муромца (к слову, широчайше распространенным на Руси) было все-таки копье.

    Меч, как известно, также являлся символом княжеской власти, и поначалу его носить имели право только старшие дружинники или князь. Васнецов отметил и это, дав его в руки именно Добрыне Никитичу, судя по всему, и впрямь являвшемуся представителем княжеского рода.

    Гораздо более интересно вооружение третьего персонажа, Алеши Поповича. В его руках мы видим сложный (композитный) лук и меч в ножнах на боку. Так вот, русский стрелок, если он, конечно, не был левша, носил напучь (чехол) с луком на левом боку, а колчан со стрелами - на правом. То, что Алеша правша, подтверждается тем, что меч у него висит слева. Тогда почему же колчан - также слева? Судя по всему, Виктор Михайлович так увлекся созданием шедевра, что случайно упустил данный момент из виду, тем самым создав нарисованному Поповичу нешуточные проблемы в бою.

    Что касается доспехов, то весьма пристальное внимание привлекает к себе шишак, красующийся на макушке Добрыни Никитича. Дело в том, что во времена Добрыни данный шлем был раритетом покруче всех яиц Фаберже вместе взятых. Почему? Да потому, что Васнецов изобразил богатыря в шлеме, который принадлежал переяславскому князю Ярославу Всеволодовичу, отцу Александра Невского! Во время междоусобной Липецкой битвы владимиро-суздальцев с новгородцами (1216 год) данный шлем перекочевал с головы князя на землю, а спустя 600 лет был найден крестьянином в лесу и сдан кому следует. Ну а Васнецов не удержался и изобразил Добрыню именно в легендарном шлеме, еще раз подчеркнув его княжеское происхождение...

    Мы знаем их с самого детства, хотим быть похожими на них, ведь они настоящие супергерои - былинные витязи. Они совершают нечеловеческие подвиги, но и у них, русских богатырей, были свои реальные прототипы…

    Алёша Попович

    Алёша Попович - младший из троицы былинных богатырей. Он выглядит наименее воинственным, вид его не грозный, скорее скучающий. Это объяснимо - ему скучно без брани, без авантюр, на которые он был склонен, поскольку врагов побеждал скорее не силой, а смекалкой и хитростью. Он самый нетипичный из всех богатырей, не слишком добродетельный, хвастливый, падок до слабого пола.

    Традиционно Алешу Поповича соотносят с ростовским боярином Александром Поповичем, о котором есть не одно упоминание в Никоновской летописи. Он участвовал в Липецкой битве, а погиб в 1223 году в битве на реке Калке.

    Однако, как из песни не выкинешь слов, так из былины не выкинешь подвига. Алеша Попович прославился двумя главными подвигами - победой над Тугарином змеем и над Идолищем поганым. Версия сопоставления былинного богатыря с Александром Поповичем не объясняет ни одно из этих достижений, поскольку победы над Идолищем поганым, и над Тугарнином змеем были одержаны за два века до битвы на Калке.

    Другую версию о том, кто был прототипом Алёши Поповича рассказал искусствовед Анатолий Маркович Членов. Он считает, что более правильно сопоставлять Алешу Поповича с сыном боярина и соратником Владимира Мономаха Ольбергом Ратиборовичем.

    По 'Повести временным лет' именно он убил в 1095 году по приказу князя приехавшего на переговоры в Переяславле половецкого хана Итларя, расстреляв его из лука сквозь дыру в крыше. Борис Рыбаков, в частности, писал, что имя Идолище, по всей вероятности, является искажением Итларя через форму 'Итларище поганый'. Характерно, что во всей былинной традиции именно убийство Идолища поганого является единственным примером убийства врага во дворце, а не в 'чистом поле'.

    Второй подвиг Алеши Поповича - победа над Тугарином змеем. Прототип 'змея' филологи нашли ещё в XIX веке, в начале XX версию озвучил Всеволод Федорович Миллер. 'Тугарин змей' - это половецкий хан Тугоркан из династии Шураканидов. Шарукан у половцев означало как раз 'змея'.

    Таким образом, все складывается. По версии Бориса Рыбакова, имя Ольберг с течением времени трансформировалось в христианское Олеша, а сопоставление Алеши Поповича с историческим воеводой Александром Поповичем, по версии Дмитрия Лихачева, более позднее.

    Добрыня Никитич

    На картине Васнецова Добрыня изображен в виде зрелого ратника с окладистой бородой, тогда как во всех былинах Добрыня - добрый молодец. Есть мнение, что во внешность Добрыни Васнецов писал отчасти самого себя. Окладистая борода как бы намекает.
    Имя 'Добрыня' обозначает 'мягкосердие богатырское'.

    Былинный Добрыня также имеет прозвище 'млад', он силен, является защитником 'несчастных жен, вдов и сирот'. Кроме того, он креативен - играет на гуслях и поет, азартен - не избегает игры в тавлеи. В речах Добрыня разумен, знает тонкости этикета. По всему видно, что он не простолюдин. Как минимум - князь-дружинник.

    Былинный Добрыня сопоставляется филологами (Хорошев, Киреевский) с летописным Добрыней, дядей князя Владимира Святославовича. Исторически, Никитич - это не отчество, отчество у реального Добрыни вполне голливудское - Малкович. А были Малковичи из села Низкиничи. Считается, что 'Никитич' - как раз трансформированное народом 'Низкинич'.

    Летописный Добрыня сыграл большую роль в истории Руси. По 'Повести временных лет' именно он посоветовал новгородским послам позвать к себе княжить Владимира, он же посодействовал женитьбе племянника на половчанке Рогнеде. За свои дела Добрыня, после смерти брата Владимира Ярополка, стал новгородским посадником и участвовал в крещении Новгорода.

    Если верить Иоакимовской летописи, крещение проходило болезненно, 'Путята крести мечом, а Добрыня огнем', дома строптивых язычников приходилось жечь. Раскопки, к слову, подтверждают большой новгородский пожар в 989 году.

    Илья Муромец

    Илья Муромец - старший из 'младших богатырей'. В нем все - наше. Сначала сидел на печи, потом чудесным образом исцелился, затем служил на князя, время от времени ссорился с ним, после дел ратных - ушел в монахи.

    Прототип нашего главного витязя - Святой Илия Печерский, мощи которого покоятся в ближних пещерах Киево-Печерской лавры. У Ильи Муромца было прозвище, его называли также 'Чоботок'. Чоботок - это сапожок. О том, как Илья Муромц получил это прозвание можно прочесть в сохранившемся документе Киево-Печерского монастыря:

    «Есть также один великан или богатырь, называемый Чоботка, говорят, что на него напало однажды много неприятелей в то время, когда он надевал сапог, и так как второпях он не смог захватить никакого другого оружия, то начал защищаться другим сапогом, который еще не надел и им одолел всех, отчего и получил такое прозвище».

    То, что Илия Печерский и есть Илья Муромец подтверждает и изданная в 1638 году книга 'Тератургима'. В ней монах из лавры Афанасий Кальнофойский говорит, что в пещерах почивает Святой Илия, которого таке называют Чибитьком. Земную жизнь богатыря 'Тератургима' относит к XII веку.

    Новые доказательства идентичности исторического Илии Печерского и Ильи Муромца появились в 1988 году, когда в Киев-Печерскую лавру была направлена Межведомственная комиссия Минздрава УССР. Рост Илии Печерского при жизни составлял 177 см, что для Древней Руси было внушительно. Указанию былин на неподвижность св. Илии до 30 лет соответствуют данные о долгой болезни позвоночника.

    По заключению ученых, подвижник был воином, об этом свидетельствовали костные мозоли на ребрах, сросшихся после переломов. Кроме этого, на теле обнаружено много других боевых ран, одна из которых стала, по-видимому, смертельной.

    С давних пор, еще со времени появления «Сборника Кирши Данилова» — первых записей исполнения былин — идут ожесточенные споры о возможности или невозможности соотнесения этих текстов с какими-то реальными историческими событиями или обстоятельствами.

    Само слово «былина» прямо указывает на понятие «быль». Такая этимология, впрочем, не доказывает реальности используемых в жанре сюжетов и их героев. Речь идет о том, что в эту реальность верили до определенного времени и сами сказители, и их слушатели.

    Впервые упоминание о былинах встречается в «Слове о полку Игореве». Автор «Слова» хочет начать свою песнь «по былинам сего времени», а не «по замышлению Бояню». Здесь, возможно, противопоставляются два вида поэтического искусства. Петь «по былинам» означало передавать реальную действительность, а «по замышлению Бояню» — следовать поэтическому вдохновению и полету фантазии.

    Если такое толкование правильно, то первоначально под былиной подразумевался рассказ о действительных происшествиях, лишь потом обросший фантастическими подробностями.

    В современном значении слово «былина» используется как филологический термин, обозначающий народные песни с определенным содержанием и специфической художественной формой, и вошло в научный оборот с середины XIX в. Именно тогда исследованием былин активно занимался один из основоположников «былиноведения» И.П.Сахаров.

    Сами исполнители былин, с которыми этнографы познакомились на русском Севере, называли свои произведения «старинами», т.е. песнями-рассказами о старине.

    Сложно подчас четко разделить жанры былины и сказки. Их основное отличие заключается именно в отношении сказителя (певца, рассказчика) к своему творчеству. Сказка изначально трактуется как чудесный вымысел, былина осознается повествованием о старине, когда могли случаться вещи, в настоящем совершенно невероятные.

    Условность такой границы усугубляется взаимопроникновением былинных и сказочных сюжетов, использованием в обоих жанрах одних и тех же персонажей.

    Наиболее известны «героические былины», где богатыри ведут борьбу с внешними врагами Руси, различными чудовищами, а иногда — и между собой или против своего господина-князя.

    Эта часть эпоса вызывает наиболее ожесточенные споры.

    Сторонники общего подхода к эпосу как к отражению процессов, происходящих в обществе на разных стадиях его развития, склонны видеть здесь отголоски обычаев глубокой древности. В героических былинах они находят и свойственную первобытности борьбу за охотничьи угодья, и анимистические верования, и постепенный переход к земледелию, заканчивающийся в раннефеодальном государстве.

    Те, кто исповедует «исторический подход», наоборот, пытаются выделить среди фантастического повествования реальные детали и даже связать их с конкретными фактами, зафиксированными в исторических источниках.

    Оба подхода имеют свои достоинства и недостатки, причем достоинства вряд ли могут быть оспорены с точки зрения методической, а недостатки обнаруживаются при конкретном применении к текстам.

    Так, скажем, противопоставление Вольги Святославича и Микулы Селяниновича из «общих соображений» можно интерпретировать как противоречие между охотником и земледельцем, а можно (с равным успехом) толковать в качестве конфликта общинника с нарождающимся феодалом. Приводимые аргументы выстраиваются в стройные гипотезы, которые остаются доказательными лишь в силу исходных предпосылок. Меняются предпосылки — меняются и гипотезы.

    С точки зрения исторической школы тот же Вольга Святославич легко отождествляется и с Вещим Олегом (воевал дальние страны, применял военные хитрости), и со Святославом Игоревичем (ходил в походы, бросив собственных подданных), и с Олегом Черниговским, собиравшим дани и выходы с земледельцев, участвуя в усобицах князей.

    Отправной точкой для конкретизаторов являются имена былинных героев, которые действительно совпадают (или схожи) с именами некоторых исторических персонажей.

    Таким образом представителям обоих направлений свойственно основываться на отборе подходящих фактов, отвергая остальные как «наносные» или «позднейшие».

    Тексты былин, которые исполняются в некоторых областях России по сей день, не являются устоявшимися и не имеют законченной канонической формы. Ученые до сих пор расходятся во мнениях о начальном виде летописных известий, которые переписывались и редактировались всего несколько раз; еще больший разброс в суждениях неизбежен для устного эпоса, произведений, воспроизводившихся тысячи раз тысячами разных сказителей, каждый из которых имел возможность привнести (и привносил) в текст свои изменения.

    При этом русская изустная народная традиция не знает ни абсолютных, ни относительных дат. Время для исполнителя героической былины почти всегда ограничивается указанием на княжение князя Владимира. В этом правителе можно видеть и Владимира Святославича, крестителя Руси (ум. 1015 г.), и Владимира Всеволодовича Мономаха (1053—1125). Но хронологические рамки еще более расширяются, если Владимир упоминается как синоним чего-то очень отдаленного: используют же идиоматическое выражение «при царе Горохе».

    Итак, если время в героических былинах застывает вокруг имени князя Владимира, то место их действия или его исходный пункт — почти всегда Киев. (О новгородских былинах нужно говорить отдельно, что в наши задачи не входит.) Владимир всегда предшествует Ивану Грозному, Киев — Москве. Былинный Киев может иметь некоторое сходство с реальным, а иногда вообще с ним географически не соотносится. Эту условность Владимира в условном же Киеве преодолеть очень трудно: часто наиболее реально выглядящие персонажи действуют в совершенно фантастических местностях. Так, в Чернигов из Киева и обратно некоторые герои отправляются морем.

    Географическая несообразность свойственна былинам киевского цикла; новгородские сказания в этом отношении значительно реальнее.

    Киевские богатыри легки на подъем, отправляясь то в «чисто поле», то в далекую Индию, где правителем неожиданно для читателя (но не для слушателя прошлых лет) оказывается вполне татарский царь.

    Они могут выполнять поручения Владимира или, наоборот, действовать на свой страх и риск. Весьма популярна тема сватовства: герой добывает в чужих краях своему князю невесту.

    Здесь стоит отметить, что женщины в былинах играют, как правило, роль страдательную. Их похищают, добывают, сватают. В некоторых случаях они предают героя в руки врагов, в некоторых — спасают (прячут от погони, уговаривают отца не казнить). Особо стоит образ женщины-амазонки, с которой богатырь соревнуется в воинских умениях. Такие сюжеты толкуются по-разному: или как отголосок доминирующей роли женщины на ранних стадиях развития общества, фиксируемой в эпосах разных народов, или как свидетельство уважения к жене и матери в Киевской Руси.

    В некоторых случаях в «женских историях» находят и реальные прототипы. Так, подтверждением версии о Мономахе как прообразе князя Владимира служит былина о Ставре Гордятиниче и его жене, переодевшейся в мужское платье, чтобы выручить своего мужа. Согласно летописи, в 1118 г. Владимир Мономах вызвал в Киев всех бояр из Новгорода и заставил их присягнуть себе. Некоторых из них, в том числе некоего сотского Ставра, великий князь приказал заточить в тюрьму. Мы не знаем, действительно ли обыграла жена Ставра Мономаха в шахматы, поставив на кон свободу супруга, но на стене Софийского собора в Киеве открыт автограф Ставра, вроде бы подтверждающий существование данного героя.

    С другой стороны, нет никаких следов новгородского происхождения опального и его жены; тамошняя былинная традиция имени Ставра не знает, а отчество «Гордятинич» может быть простым производным от «гордого».

    У сторонников исторической конкретики есть, как им кажется, основания связывать с Владимиром Мономахом судьбу еще одного былинного персонажа — Алёши Поповича.

    В Никоновской летописи читаем:

    «В лето 6508 (1000) Пришел Володарь с половцами к Киеву, забыв благодеяния господина своего князя Владимира, демоном научен. Владимир же был тогда в Переяславце на Дунае, и было смятение великое в Киеве, и пошел ночью навстречу им Александр Попович, и убил Володаря и брата его, и иных множество половцев избил, а иных в поле прогнал. И узнав об этом, Владимир возрадовался очень, и возложил на него гривну золотую, и сделал его вельможей в палате своей».

    Получается, что Алеша был первым человеком на Руси, награжденным за военные подвиги знаком отличия, предназначенным для ношения на шее, — гривной (о награждении гривнами летописи сообщали и раньше, но в данном случае подчеркнуто награждение именно за воинскую доблесть). О дальнейшей его судьбе летописи молчат, зато много рассказывают былины.
    Впрочем, к летописному сообщению приходится делать дополнения:

    «Здесь ошибка летописца на 100 лет. Володарь Ростиславич вместе с половцами подошел к Киеву в 1100 г. Это произошло не при Владимире Святославиче (в то время половцы были еще неизвестны), а при Владимире Мономахе».

    (Смирнов И.Ю., Смолицкий в.Г.)

    Решать вопрос таким образом было бы слишком просто. В 1100 г. в Киеве не было Мономаха, а воевал Володарь, которого, кстати, никто не убивал, со Святополком. Мономах же княжил в Переяславле Русском, который никак нельзя смешивать с Переяславцем на Дунае: его потеряли сразу после смерти Святослава еще в далеком 972 г.

    Получается, что Никоновская летопись (источник вообще поздний и крайне ненадежный) всё время ошибается, а исследователи отмечают только те места, которые не противоречат их версии. Без внимания остается тот факт, что в том же тексте Александр Попович воюет и против печенегов за Владимира Святославича.

    Еще раз упоминается имя богатыря в сказаниях о битве на Калке (1223), где он погибает. Итак, чтобы удовлетворить всем возможным аналогам в летописях, герою пришлось бы жить четверть тысячелетия.

    А вот Б.А.Рыбаков, нашедший прототипов практически всех героев былин, отождествил Алешу Поповича с Ольбегом Ратиборовичем, дружинником Мономаха. Ольбег Ратиборович участвовал в убийстве половецкого хана Итларя, прибывшего для переговоров. Итларь — это, разумеется, Идолище поганое.

    Все эти построения, чтобы быть верными, должны оказаться единственными, а такого не происходит.

    Просто, казалось бы, отождествить Добрыню Никитича с летописным Добрыней, дядей реального Святого Владимира по матери. Как и Добрыня былинный, он отличается политическими способностями, тактично руководя действиями племянника.

    В этом случае, однако, придется куда-то девать другого тезку, героя XII—XIII вв., описанного в Сокращенном летописном своде 1493 г:
    «В лето 6725 (1217). Был бой князя Юрия Всеволодовича с князем Константином (Всеволодовичем) Ростовским на реке на Где, и помог Бог князю Константину Всеволодовичу, брату старшему, и правда его пришла (победила). А были с ним два храбра (богатыря): Добрыня Золотой Пояс да Александр Попович, со слугой своим с Торопом».

    Можно, конечно, указать, что позднее богатыри звались Добрынями в честь первого прототипа, но тогда придется разъяснять, почему не отразились в былинах «подвиги» реального боярина X в.

    Вот сведения из Лаврентьевской летописи (ретроспективная запись под 1128 г.):
    «Рогволод держал, и владел, и княжил в Полоцкой земле, а Владимир был в Новгороде, еще мал возрастом и язычник. И был у него (дядя по матери) Добрыня, воевода, храбрый и распорядительный муж. Он послал к Рогволоду и просил его отдать дочь за Владимира.
    Тот же (Рогволод) сказал дочери своей:
    — Хочешь ли за Владимира?
    Она же сказала:
    — Не хочу разувать (свадебный обряд) сына рабы (мать Владимира считалась наложницей Святослава, а не законной женой).
    А Рогволод пришел из-за моря, имея собственное владение — Полоцк.

    Услышав об этом, Владимир разгневался этой речью “не хочу за сына рабы”, пожаловался Добрыне, и исполнился ярости, и, взяв воинов, пошел на Полоцк и победил Рогволода. Рогволод же отступил в город. И приступили к городу, и взяли город, и самого Рогволода взяли, и жену его, и дочь его. И стал Добрыня поносить его (Рогволода) и дочь его, назвав ее рабыней, и повелел Владимиру овладеть ею перед отцом и матерью ее. Потом отца ее убили, а саму (дочь) взял (Владимир) в жены и нарек ей имя Горислава...»

    И вновь мы видим, что сопоставлять можно только некоторые моменты летописи с отдельными деталями былин.

    Самый популярный и любимый русский богатырь — Илья Муромец. Но мало кто знает, что он был известен и в Западной Европе. В эпических произведениях немецкого и скандинавского происхождения встречается некий Илья (Ilias) из Руси (von Reuizen). В некоторых версиях он оказывается братом карлика Альбериха, что стережет золото Нибелунгов, в некоторых — родственником знаменитого героя Дитриха Бернского. Часто Илья Русский выступает как дядя «русского короля Вальдмара».

    Конечно, русские сказания могли стать известны в Германии через Титмара Мерзебургского, описавшего борьбу за власть после смерти св. Владимира (1015), или от свойственников князя Святослава Ярославича (1027—1076), который был женат на немецкой графине.

    Но такое объяснение не вяжется с образом Ильи — крестьянского сына, старающегося держаться подальше от придворной жизни...
    Впрочем, Муромец иногда начинает относиться к этикету куда как ревниво. Обнесенный чарой за столом у князя Владимира богатырь обижается, но гнев выражает отнюдь не в духе феодальной аристократии.

    Муромец сбивает стрелами золоченые маковки церквей, которые немедленно пропиваются восторженным народом в кабаках. Думается, что из этого, явно позднего, описания, не следует делать выводы о природе склонной к спиртному русской души, ведь при желании можно найти в былинах всё — вплоть до нынешнего государственного долга страны.

    «Говорит Владимир
    стольно-киевский:
    Ах, друзья мои, да вы дружинушка,
    Сильны русские могучи богатыри,
    Вы на пир теперь пособраны,
    Вы все принакормлены, напоены,
    Вы все на пиру пьяны-веселы,
    Солнышко идет на вечере,
    Наш хорош-пригож почестен пир
    идет на веселе.
    Все вы на пиру пьяны-веслы,
    Ну уж вы думайте-тко думу,
    не продумайте,
    Нам кого послать во землю
    во литовскую,
    Отвезти туда дани-выходы,
    За все стары годы, да за нынешни,
    За все прежни времена,
    да и досюлешны,
    И за все теперь да за двенадцать
    лет,
    За двенадцать лет да
    с половиною».

    В приведенном тексте читатель легко может увидеть необходимость уплаты давних долгов с процентами, равно как и полную умиротворенность(«принакормлены, напоены») великокняжеской администрации. При некоторой склонности к поиску сходных слов нетрудно соотнести думу, которую предлагает думать князь Владимир богатырям, с названием законодательного органа, занятого сейчас примерно тем же вопросом.

    Поэтому нам не следует удивляться, когда киевский герой Илья вместо традиционных кочевников сталкивается с совершенно другими противниками. В одном из вариантов былины о трех поездках Ильи Муромца есть такие строки:

    Муромец отказывается и тогда...

    Перед нами удивительно реалистичное описание воинов рыцарских братств, причем приведено даже название конкретного ордена. При чтении отрывка в голову приходят ассоциации с Даниилом Галицким, которому Папа Римский обещал корону за переход в католичество, или с Александром Невским.

    Это приходит в противоречие с ранним вариантом происхождения образа Ильи на основе европейских сказаний. Не подходит данный сюжет и при других трактовках, связанных с возобладанием Ростово-Суздальской земли в XII в.

    Залесские княжества расцвели, когда натиск половцев на южные земли Киевской Руси привел к оттоку населения этих мест на северо-восток, который первоначально заселялся выходцами из Новгорода. К этому периоду и относят некоторые исследователи возникновение былины о том, как именно Илья прокладывает «прямоезжую» дорогу от Мурома к Чернигову. Меченосцы же появляются в веке следующем.

    В заключение стоит сказать, что монахи Печерской Лавры Киева утверждают, будто останки Ильи Муромца находятся в одной из пещер этого монастыря.

    Еще более загадочным персонажем русских былин является Святогор. Этот богатырь проводит свою жизнь в чужих горах, потому что родная земля не может носить его тяжести. Возможно, под этим именем в народной памяти сохранился образ великого воина, киевского князя Святослава, который провел свою жизнь в постоянных завоевательных войнах, в то время как русская земля, и даже сам Киев в его отсутствие подвергались серьезным угрозам со стороны печенегов. Летописи сохранили текст письма матери Святослава (княгини Ольги), в котором она упрекает сына в том, что пока он «ищет чужих земель» (в Болгарии), кочевники чуть не сожгли стольный город. Обычно со Святогором связывают наиболее древний пласт народного эпоса. В.Я.Пропп, один из самых ярких представителей общего подхода к былинам, находит в герое архаические черты и вообще противопоставляет его русским богатырям киевского цикла.

    В то же время Б.А.Рыбаков трактует эту фигуру совершенно реалистично, считая, что она была «состарена» позднее. Мнение ученого стоит того, чтобы привести его полностью.

    «Былины о Святогоре должны стать предметом тщательного изучения, и при этом нужно поставить важный вопрос о направлении изменения образа Святогора: происходило ли размельчание мифологического облика или вокруг незначительной реальной основы нарастали постепенно титанические черты богатыря, проникавшие частично из финского эпоса...

    А.Д.Григорьевым в Кузьмине Городке Архангельской области записана былина о Святогоре, лишенная гиперболизации богатыря; все здесь просто, реально и объяснимо. В городе Чернигове у князя Олега (или Ольговича) собрались его богатыри, которые потом отправились в степь, “в раздольице широкое” на восток от Чернигова, “воевать силу” князя Додонова. Святогор Романович, предводитель дружины Олега Черниговского, воюет со степняками, а затем встречает в поле три шатра киевских богатырей — Ильи Муромца, Добрыни и Алеши. Объединившись, черниговские и киевские богатыри поехали через раздолье широкое к синему морю.

    Купаясь в море, они старались “переплыть струи”, которых оказалось пятнадцать. Выкупавшись,

    A.Д.Григорьев. Архангельские былины
    и исторические песни. Т. III.
    СПб., 1910. Стр. 249—255).

    Богатыри по очереди стали залезать в гроб, а когда в гроб лег Святогор, “они наложили крышку на гроб ту белую»,
    а снять ее не смогли.

    Данная запись былины сохранила довольно точные географические подробности: прежде чем попасть к морю, богатыри проехали степи; струистое течение с четко отделяющимися потоками известно только в Керченском проливе. Очевидно, богатыри “Олега Черниговского” (так он назван в былине) ездили в подвластную Олегу Святославичу Черниговскому Тмуторокань на берег Керченского пролива. Рядом с городом находился огромный античный некрополь, в составе которого было много склепов с великолепными мраморными саркофагами. Знаменитый Таманский саркофаг, находящийся в Историческом музее в Москве, может быть хорошим образцом того “гроба нового” с “крышкой белою”, который примеривали черниговские богатыри на берегу моря. Тщательно сделанный, он производит впечатление нового, белоснежный мрамор объясняет эпитет “белый». Крышка весом в 500 кг пригнана так плотно, что если ее надвинуть на саркофаг, то отделить ее без специальных приспособлений совершенно невозможно.

    При таком обилии конкретных, достоверных деталей, взаимно подкрепляющих друг друга, мы можем допустить, что черниговские дружинники

    времен Олега Черниговского (1083—1115 гг.), оказавшись в Тамани, пошутили над товарищем и закрыли его в саркофаге, открыть который они скоро не смогли. Если же они промедлили хотя бы час или два, то их товарищ мог уже задохнуться.

    Эта фактическая основа скорее всего могла послужить сложению в киевской среде былины-сатиры о незадачливых шутниках Олега Черниговского, и лишь впоследствии народная фантазия расцветила и углубила ее».

    Стремление непременно найти реальный прототип былинного персонажа сыграло здесь с исследователем не самую хорошую шутку.
    «Довольно точные географические подробности» в действительности оказываются фикцией: попасть к морю из Руси иначе как «через степи» просто невозможно.

    Обнаружить «струи» или слои воды разной температуры удастся практически в любой русской реке (в озере), где бьют на дне ключи. Течение воды слоями наблюдается во многих местах, например в проливе Босфор, где эти слои вообще противоположны по направлениям.

    Другие детали легко объяснить не менее реалистично. Белый гроб вовсе не должен быть мраморным: именно такой цвет имеет и новый деревянный (сосновый). Достаточно взглянуть на саркофаг, изображенный на фотографии, и станет ясно, что богатырям пришлось поднимать полутонную крышку на солидную высоту. Задача вполне для пяти—шести и более здоровых мужиков посильная. Понятно, что в этом случае им не составит труда сбросить ее с саркофага, на котором она все-таки лежит, а не вставляется в специальное углубление.

    Можно, конечно, предположить, что «гроб» находился в каком-нибудь углублении (могильной яме), а крышка лежала где-то сверху. Тогда закрывать ее было бы действительно легче, нежели открывать. Но в былине гроб стоит все-таки «в поле чистом», и нет, раз уж мы избрали конкретный подход, никаких оснований менять что-либо в тексте.

    В свете всех этих соображений доказательность существования реального исходного сюжета резко падает: он становится возможным только с крупными натяжками.

    Столь же двойственна расшифровка тех сил, которые противостоят былинным богатырям. Рассматривая их «поименно», мы получаем основания считать, что большинство былин рассказывает о борьбе Киевской Руси с кочевниками — половцами, впервые появившимися в южном Приднепровье в середине XI в. Название племени каи, стоявшего во главе союза кипчаков (как называли в Средней Азии половцев), в переводе на русский язык означает «змея». Относящаяся к половцам поговорка «у змеи семь голов» (по числу основных племен) была широко известна в степи, ее приводят в своих трудах арабские и китайские историки. Здесь, как считают некоторые ученые, следует искать разгадку поединков со змеями Добрыни Никитича и Алеши Поповича.

    В летописи после описания победы над половцами в 1103 г. говорится, что Владимир Мономах «скруши главы змеевыя». Половецкий хан Тугоркан вошел в былины под именем Тугарина Змеевича. Имя его постоянного боевого соратника хана Боняка, который приводил в ужас население Византии, Болгарии, Венгрии и Киевской Руси сохранили западноукраинские песни и сказания в сюжете о голове Буняки Шелудивого, которая, отрубленная, катается по земле, уничтожая всё на своем пути. Хан восточного объединения половцев Шарукан в былинах зовется Кудреванко-царем или Шарк-великаном. Интересно, что его сын (Атрак) и внук (знаменитый благодаря «Слову о полку Игореве» Кончак) вошли в былины под собственными именами (правда, характер родственных отношений перепутан):

    В дальнейшем в былинах появляются татарские ханы Батый и Калин-царь (возможно, Менгу-Каан).
    Все эти рассуждения представляются бесспорными, пока мы не вспомним, что эпос любой европейской (и не только) страны содержит мотивы змееборства и поединков с драконами. Геракл уничтожает Лернейскую гидру, Святой Георгий побеждает змееподобное чудовище, дракона убивают немецкий Зигфрид и скандинавский Сигурд. Змея связана с образом славянского Велеса...

    Одним словом, следует разбираться, что в былинных пресмыкающихся общеевропейского и что — собственно половецкого. Совпадение имен — показатель, разумеется, важный. Но задумаемся: есть ли в многочисленных чудовищах что-либо от исторических их прототипов кроме этого совпадения?
    Почему царь Кудреванко (половецкий хан Шарукан) как две капли воды похож на царя же Бытыгу (татарский Бату или Батый)?

    Эти вопросы надо разрешать, и тогда мы возвращаемся к произвольным реконструкциям текстов, переходя к построениям, где из одной гипотезы вытекает другая, а математически просчитываемая вероятность ошибки растет в геометрической прогрессии.

    Былины всё же — художественные произведения и на составляющие элементы, которые можно «привязать» к реальным фактам, раскладываются плохо.

    Легко отделяются лишь некоторые позднейшие наслоения, вызывающие подчас только улыбку. Вчерашний язычник Добрыня (даже имя у него языческое) крестит дочь короля Польши — государства, принявшего христианство раньше Киевской Руси.

    Богатыря Илью Муромца вдруг называют «старым казаком» (указание на то, что данный отрывок появился в тексте не ранее XVII в.). Впрочем, современные казачьи идеологи основывают на этом сочетании слов убеждение в седой древности сословия казаков.

    Совсем курьезным кажется упоминание резиновых галош князя Владимира в одной из былин, записанных на русском Севере в начале XX в.: пока еще никто не догадался сделать вывод об открытии русскими Америки в Х в., — каучук стали привозить именно оттуда.

    Былины одновременно сложнее и проще различных ученых и квазинаучных построений вокруг них. Это — цельные тексты, и обращаться к ним надо не в поисках доказательств теорий, а ради их вечной красоты и мудрости.

    Светлана и Валерий РЫЖОВЫ

    Поделитесь с друзьями или сохраните для себя:

    Загрузка...